Энн Жирар - Мадам Пикассо
– С любовницей Дерена?
– Тогда она еще не была его любовницей, и они даже не были знакомы. Наши отношения продолжались недолго.
– А Марсель Брак?
Пикассо улыбнулся. Сейчас описание прошлых романов казалось ему особенно нелепым. Он всегда гордился своими подвигами… но только не с Евой. Ему была свойственна бравада, но теперь это казалось вульгарным, и он хотел поскорее забыть о своих любовных историях.
– Нет. Но я познакомил ее с Жоржем.
– Понятно, – Ева отвернулась от него.
– Ева, ну что ты? Похоть – это совсем не то же самое, что любовь. Благодаря тебе я теперь понимаю разницу. Огонь похоти не может гореть дольше, чем любой костер. В конце концов он гаснет.
– Случится ли это с нами? У тебя было так много любовниц, что я просто не знаю, смогу ли я для тебя быть интересной.
Сначала Пикассо захотел поцеловать Еву со всей ошеломительной страстью, обрушившейся на него, – он надеялся, что это придаст ей уверенности в себе. Но потом засомневался: какое впечатление это на нее произведет? Ева была права. В его жизни было так много любовниц и скоротечных романов… Подруги, шлюхи, незнакомки. Соблазнительные женщины были для него лучшими натурщицами. Ему инстинктивно казалось, что он понимает чувства Евы. И сейчас Пикассо впервые в жизни хотелось принадлежать одной-единственной женщине. Он хотел быть верным Еве, иметь от нее детей. Он хотел, чтобы ее лицо было последним, которое он увидит перед смертью. Пикассо никогда не испытывал таких чувств к другой женщине.
Ева ближе привлекла его к себе.
– «Мне душу странное измучило виденье, / Мне снится женщина, безвестна и мила, / Всегда одна и та ж, но в вечном измененье, / О, как она меня глубоко поняла…»
– Ты цитируешь Верлена? – спросила Ева, когда он замолчал.
– Я не просто художник, который рисует кубы и квадраты. В этом стихотворении говорится о тебе.
– Что ж, я очень рада.
– Я собираюсь нарисовать тебя, когда мы приедем в Авиньон, хочешь ты того, или нет.
– Мы собираемся в Авиньон?
– Нам нельзя здесь оставаться. Не думаю, что Фернанда уедет в Париж. Остается лишь надеяться, что Жорж и Марсель присоединятся к нам… а может быть, и Андре с Алисой. Там хороший свет и немного более оживленная обстановка, чем в Сере.
– Чем же мы займемся в Авиньоне? – спросила она.
– Будем рисовать, есть… и все время заниматься любовью. Разве есть что-нибудь более прекрасное?
Глава 25
Ева и Пикассо провели в Авиньоне всего лишь два дня, когда встретились на улице с высоким скандинавским художником, которого Пабло представил как Кееса Ван Донгена. Художник вышел на прогулку с женой и маленькой златокудрой дочерью; они познакомились с Пикассо и Фернандой на Монмартре, с неискренней улыбкой объяснила Еве его жена, когда их представили друг другу.
– Какой сюрприз, – сдержанно произнес Ван Донген и кивнул Еве. – Мы гадали, почему вы уехали из Парижа, но не могли представить ничего подобного. Мне всегда казалось, что вы с Фернандой, рано или поздно, всегда находите общий язык.
– Жизнь полна сюрпризов, – заметил Пикассо.
В неловкой тишине он обнял их маленькую дочь, которая без оглядки бросилась к нему на руки, а потом передал девочку матери. Это проявление детской беззаботности практически не уменьшило напряжения, повисшего между ними.
– Как-нибудь вечером мы могли бы встретиться и поужинать вместе, – предложила Августа Ван Донген.
– Сомневаюсь, что мы долго пробудем в городе, – быстро ответил Пикассо.
– Вы, наверное, собираетесь вернуться в Париж?
– Я думал, что здесь мы не встретим всех этих людей, – пробормотал Пикассо, когда они с Евой отошли в сторону.
– Каких людей?
– Тех, кто знал о наших отношениях с Фернандой.
– Сомневаюсь, что нам удастся убежать от всех, Пабло. Вы долго были вместе.
– Наверное. Просто сейчас я никого не хочу видеть. Мне не хочется портить наш отдых.
Ревность Евы, с которой она безуспешно пыталась бороться, убеждала ее не интересоваться подробностями. Но она уже начинала гадать, есть ли во Франции такое место, где ее будут считать полноправной спутницей Пикассо.
На следующее утро, за обедом, в саду элегантного отеля «Европа» рядом с Папским дворцом лысый мужчина с окладистой бородой и нарядная женщина с простоватым лицом, темными волосами и густыми бровями подошли к их столику вскоре после прихода. Ева помнила, что видела их в салоне Гертруды Стайн. Это был Анри Матисс, друг и соперник Пикассо, и его жена Амели. Она молча наблюдала за прохладной, но учтивой беседой художников и заметила, как мадам Матисс смотрит на Пикассо. Вскоре она поняла, что эту женщину Матисс изобразил на смелом портрете, который она видела на художественной выставке, где впервые встретилась с Пабло. «Несомненно, он идеализировал свою жену», – подумала Ева.
– Что привело вас в Авиньон? – спросил Пикассо, положив салфетку на стол.
– Уверен, что вы слышали; об этом писали в газетах. Воллар только что продал мою картину «Танец» за баснословную сумму, поэтому мы с женой до конца года уезжаем в Марокко. Там есть чудесное место – старинный дворец султана – я арендовал его целиком. Это будет отдых в декадентском стиле, – он повернулся к Еве. – Значит, можно предположить, что ваша очаровательная спутница – это мадам Пикассо?
Ева нервно скрутила свою салфетку в узел под скатертью.
– Еще нет, но скоро она станет моей женой, – ответил Пикассо. – Сначала я собираюсь отвезти ее в Барселону и познакомить со своей семьей. Мсье и мадам Матисс, разрешите представить вам Еву Гуэль.
– Святые Небеса! – жена Матисса фыркнула и поджала губы. – Значит, она ваша любовница?
Впервые после знакомства с Пикассо Ева почувствовала себя падшей женщиной. Ее переполняли эмоции: она не слышала разговоров вокруг, изо всех сил стараясь сдержать подступившие слезы.
– Матисс – единственный человек, которому всегда удается выставить меня дураком, – сердито проворчал Пикассо час спустя, когда они поднимались по лестнице в свой номер в более скромном отеле «Гран Нувель». Ева чувствовала, что разговор с Фернандой и супругами Пишо по-прежнему тяжко давит на него. Встреча с Ван Донгенами и Матиссами только ухудшила положение.
– Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с такими неприятностями после нашего отъезда из Парижа.
– Матисса не назовешь неприятным человеком, но он один из моих величайших соперников, и, пожалуй, даже в большей степени, чем Брак. Мы оба знаем, что он достиг большего успеха, и ему нравится поддразнивать меня.
– Никакой художник не сравнится с тобой, – убежденно произнесла Ева. – Твои работы великолепны.
