Мэдлин Хантер - Секреты обольщения
Кайл принес ей мир, будто знал, что ей необходимо в эту минуту. Розалин провела день, представляя Тимоти на виселице и безуспешно пытаясь отогнать эти неотвязные образы. Как ни пыталась она отвлечься, это длилось недолго, и паника снова накатывала на нее.
Розалин не знала, сколько времени Кайл держал ее в покое, тишине и тепле своих объятий, и гадала, как долго захочет он лежать так. Теперь, сегодня, он сочувствовал ей. Будет ли он сочувствовать через неделю, через месяц и будет ли продолжать утешать ее? Будет ли она продолжать верить, что он готов отказаться от правосудия ради нее?
Ее обнаженные чувства делали ее беззащитной перед его силой. А сегодня ночью она особенно остро чувствовала эту его силу. Именно эта сила сообщала спокойствие их спальне и давала Розалин передышку. И позволяла ей отрешиться от ужасных картин будущего.
Но это означало только то, что другие устрашающие картины заполняли ее сознание. Образ Кайла, страдающего от презрения общества из-за его связи с бесчестным вором. Никогда прежде скандал не опалял его. Его роль в истории аукциона не сказалась на нем пагубным образом. Он не знал, как ужасно все могло бы обернуться. Он понятия не имел о том, что происходит, когда старые друзья покидают вас и, встречая на улице, отворачиваются, заходят в магазин или на ассамблею.
Это было несправедливо. Единственное его преступление состояло в том, что он женился на ней. Однако ему предстояло дорого заплатить за этот союз.
Ей следовало быть более убедительной, когда она пыталась отказаться от предложенного им спасения. Она должна была бы предвидеть, что ничто не сработает так, как он рассчитывал, что ее пресловутая семья станет для него проклятием. Она слишком охотно приняла его оптимистическую точку зрения.
Розалин крепче сжала его в объятиях. Это было физическим отголоском того, что заполняло ее чувства. В ответ он поцеловал ее в макушку.
– Это так приятно, – сказала она. – Мрак, и тишина, и твое тепло.
– Да.
Он подвинулся и оказался лежащим поверх нее. Его бедра угнездились между ее бедер. Опираясь на локти, он парил над ней, его лицо было в нескольких дюймах от ее собственного. Он проводил кончиками пальцев по ее лицу; подбородку, носу, глазам и губам.
– Сегодня поздно вечером я видел лорда Хейдена. Он за короткое время узнал больше, чем я за целую неделю. Сегодня утром Тимоти предстал перед окружным судьей. Скоро начнется процесс. Есть люди, которые стараются ускорить дело.
Скоро. Быстро. Может быть, все к лучшему. Для всех, кроме Тимоти.
– Всем известно, что его поймали?
– Сегодня на него обрушился град брани и упреков. Завтра все газеты будут полны этих сплетен.
– И на следующий день, и на следующий, и на следующий, и конца этому не будет. Сегодня я осталась дома, как ты посоветовал, Кайл. И все же не думаю, что смогу сидеть дома неделями. Не думаю даже, что мне следует это делать. Это будет выглядеть так, будто я скрываюсь. Или что мне стыдно. Его скверное поведение прискорбно, но не думаю, что мне следует вести себя так, будто я его сообщница.
В темноте она чувствовала его взгляд.
– Ты уверена, что хочешь столкнуться с этим лицом к лицу, Роуз? Уверена, что можешь?
Была ли она в этом уверена? Четыре месяца назад было бы невозможно предстать перед светом и противостоять мнению общества. Как жертвенный агнец, она приняла на себя грехи Тима и презрение к нему, как презрение к себе.
Но теперь Розалин не была склонна видеть это в таком свете. Теперь она была миссис Брадуэлл, а не сестра Лонгуорта. Добрый человек сделал ей честь своим обожанием, своими чувствами. По временам страх за Тима и ужас перед тем, что ему предстояло, повергал ее в дрожь и, конечно, она горевала о нем, но нынче утром Кайл был прав. Она это переживет, потому что не позволит своему брату снова сделать из нее жертву.
И она не могла позволить Тиму сделать жертвой Кайла. А это могло произойти, если бы она стала скрываться, а не смотреть прямо в лицо всему свету.
– Уверена, что не хочу это испытать. И все же, думаю, должна.
– Ты не сможешь его защитить. Для него нет зашиты.
– Я знаю.
– Но возможно, все окажется не так уж скверно. Алексия будет на твоей стороне. И леди Федра и их мужья.
О, это как раз было бы плохо. Он не знал и половины всего. Да и не узнает.
Она не станет каждый вечер докучать ему своим горем.
– И ты, Кайл. Я думаю, самое главное, чтобы ты был на моей стороне.
Она почувствовала в темноте напряженность его взгляда. И он поцеловал ее. В этом поцелуе не было властности. Его губы нежно коснулись ее губ.
Не было ожидания. И все же она пошевелилась. И сердце ее было полно.
– Ты должна кое-что узнать, Роуз. На процессе выступит лорд Хейден. Он объяснит свои действия и расскажет, как выплатил деньги жертвам мошенничества, но ему придется подтвердить справедливость обвинений. У него нет выбора. Его вызовут, и он будет вынужден явиться в суд. – Кайл замолчал, потом добавил: – Меня тоже вызовут в качестве свидетеля и потерпевшего.
– В этом случае ты так и остался жертвой, не получившей выплаты.
– Да.
Казалось, он старался вызвать ее реакцию. Возможно, ожидал эмоционального всплеска, слез. Возможно, думал, что она в гневе оттолкнет его.
Она не стала и не смогла бы этого сделать. Но не могла отрицать и того, что все в ней ощетинилось, когда он произнес это «да». Из всех свидетельств на этом процессе его заявление должно было стать самым ужасным.
– Ты должен? – спросила Розалин шепотом.
– Боюсь, что так. И если потом или даже сейчас это будет разделять нас, я пойму.
Она хотела бы сказать, что это ничего не изменит в их отношениях, но опасалась, что не сможет. Дверь в ее душу уже закрылась, чтобы уберечь от разочарования нечто личное, тайное и уязвимое. Даже теперешняя Розалин, нашедшая себя снова и знающая, как добр и благороден Кайл, едва ли была способна не чувствовать себя преданной, если бы ее муж оказался одним из тех, кто собирался отправить ее брата на виселицу.
– Почему ты должен? Ради чести? Ради справедливости? – Она произнесла это более резким тоном, чем собиралась. – Мы можем покинуть Лондон. Если ты окажешься вне пределов юрисдикции этого суда, тебе не придется выступать.
– Сейчас мне уже плевать на справедливость, а моя совесть тоже не находит аргументов в пользу чести. Я просто должен это сделать. Я прошу тебя принять это и простить меня.
Он снова приблизился к ней и обнял, но объятие было не таким мирным. Розалин не стала противиться и приняла утешение, какое он еще мог ей дать. И попыталась не думать о том, что обещала прошлая ночь.
В ночь перед началом процесса Тимоти Лонгуорта Кайл оказался среди членов довольно странной группы, занявшей место в пределах видимости общества, собравшегося в театре «Друри-Лейн».
