Карен Хокинс - Навеки твой
Скоро стало ясно, ради чего явилась к ней мама: каждый ее вопрос имел отношение к матримониальному предложению Грегора. Венеция отказалась обсуждать эту тему и перевела разговор в иное русло, заговорив о своих приключениях, о том, как Рейвенскрофт обманом выманил ее из Лондона, и о том, как оказались в гостинице все остальные. Она почти полностью исключила из своего рассказа упоминания о Грегоре.
Когда позвонил гонг к обеду, матушка забрала с собой пустую чайную чашку, поцеловала дочь в лоб, помогла ей улечься поудобнее в постель, подоткнула одеяло, пристроила в ногах нагретый кирпич и удалилась.
Удивленная необычным для ее матери тактом, Венеция свернулась под одеялом в надежде быстро уснуть.
Но сон не шел к ней. Проворочавшись в постели добрых полчаса, Венеция встала и устроилась у камина.
Было так соблазнительно думать о том, что замужество не только спасет ее репутацию, но и принесет им с Грегором желанную близость. Быть может, между ними возникнет любовь.
А что, если нет? Что, если в один далеко не прекрасный день Грегор оглянется на прожитое в браке время и решит, что надежды его не оправдались? Что, если такое произойдет с ней самой?
Дверь распахнулась.
Венеция резко обернулась, почти ожидая увидеть знакомые зеленые глаза, но увидела бабушку, одетую в вечернее платье цвета лаванды, отделанное черными лентами. На голове у нее был огромный рыжий парик, который делал ее до смешного маленькой. Драгоценные камни мерцали на шпильках, брошах, ожерельях и браслетах.
Старая женщина, прихрамывая, вошла в комнату. За ней следовал дворецкий. Она указала тростью на маленький столик у камина:
– Поставьте поднос сюда, Раффли.
– Слушаюсь, мадам. – Дворецкий сделал то, что ему было велено. – Еще что-нибудь, мадам?
– Нет. Это все.
Она махнула рукой, разрешая ему уйти.
Венеция взглянула на поднос. На нем стояли чайник с чаем, две чашки, маленькое блюдо с пирожными и лежали две накрахмаленные салфетки.
– Бабушка, это просто чудесно с вашей стороны, но я не голодна.
– Это не для тебя, а для меня. – Бабушка, прихрамывая, подошла к подносу и взяла пирожное. Откусила кусочек и сказала: – Не могла есть за обедом. Эта ваша мисс Флат не перестает болтать, как пьяный матрос.
Венеция не удержалась от улыбки.
– Понимаю. – Она подошла к столику с подносом и уселась наискосок от него. – Садитесь, прошу вас. Я разолью чай.
– Не могу сесть, бедро разболелось. Но я выпью чаю. Побольше сливок, пожалуйста. – Она приняла протянутую ей чашку. Светлые глаза остановились на лице Венеции. – Ну, мисс Уэст? Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Я вижу, вы все поняли, – ответила Венеция со вздохом.
– Почти все. Услышав то, что рассказала мне твоя мать, хотя понять ее нервические всхлипы не так легко, а также то, о чем толковали за обедом твои убогие спутники, я, кажется, разобралась, что к чему.
– В самом деле?
Венеция сомневалась в том, что бабушка все поняла. Брови почтенной вдовы взлетели над ее проницательными глазами.
– Этот глупец Рейвенскрофт перешел все допустимые пределы, и Маклейн готов пожертвовать собой. Ты не желаешь получить его на таких условиях и потому отказала ему.
Венеция кивнула – в горле у нее застрял комок. Совладав с собой, она произнесла:
– Я не могу позволить ему поступить подобным образом.
– Почему нет? Он мужчина и обязан брать на себя ответственность.
– За чужие ошибки? Нет. Все было бы по-другому, если бы…
– Если бы что?
Если бы он любил ее. Но он не любит. Венеция судорожно сглотнула. И сделала глоток чаю. Бабушка не сводила с нее глаз.
– Ты становишься глупенькой, дорогая моя. Но если бы твоя мать была нормальной женщиной, ты покончила бы со своей девической меланхолией и находилась бы на пути к алтарю.
– Я не хочу идти к алтарю с лордом Маклейном.
– Уверена, что хочешь. Он дьявольски красив, прямо-таки выдающийся образец мужчины. В молодости я сама сходила с ума по таким. В желании нет ничего постыдного, Венеция.
Венеция со стуком поставила чашку на блюдце.
– Бабушка, все женщины в Лондоне готовы броситься Грегору на шею. Я не хочу быть одной из них.
– Забудь о его шее, это не самая интересная часть его тела. – Бабушка усмехнулась, заметив, что Венеция покраснела. – И не разыгрывай передо мной наивную юную леди. Я заметила, как ты смотрела на него, а он на тебя. Это добрый, чистый огонь, тот самый, который в конечном счете разжигает семейный очаг, благодаря этому огню в семье рождаются здоровые, сильные сыновья.
Бабушка проковыляла к окну, держа в одной руке чайную чашку, а в другой свою трость.
– Вы бы лучше сели у камина, – произнесла. Венеция, следуя за старой женщиной. – Не пролейте чай.
– Благодарю за внимание, но я вполне могу удержать в руке чашку с чаем, – отрезала вдова. – Здесь жарко. Открой окно.
– Но…
– Мне что-то нехорошо. Открой окно, пока я не свалилась на пол мертвой.
Венеция вздохнула и открыла окно. В комнату ворвался свежий холодный бриз, стукнув распахнутой ставней.
– Так гораздо лучше, – сказала бабушка, в то время как Венеция задрожала от холода. Старшая миссис Оугилви, прихрамывая, подошла к кровати.
– Скажи, что имел в виду Маклейн, когда сообщил, что неудачно сделал тебе предложение?
Венеция потерла застывшие руки.
– Это не имеет значения. Я не собираюсь выходить замуж при таких обстоятельствах. Если бы… Если бы он и вправду хотел жениться на мне, тогда… Нет, повторяю, это не имеет значения, потому что так подобные вещи не делаются.
Бабушка повертела в руке кисть от покрывала на постели; чайная чашка при этом приняла опасно наклонное положение.
– Мне не нравится этот цвет. Я хотела, чтобы по углам покрывала были пришиты кисти зеленого цвета, но эта упрямая швея отговорила меня. Сказала, что зеленое не подходит к желтому.
Почему вдруг бабушка завела разговор о кистях на покрывале?
– Бабушка, почему вы…
– Ох! – Чай вылился на постель, темно-коричневые подтеки и пятна появились на подушках и покрывале. – Вот проклятие! Я испортила тебе ложе.
В голосе у бабушки прозвучат, как показалось Венеции, некий намек на удовлетворение. Венеция вздохнула и вдруг поняла, что ей очень хочется остаться одной. Она была в полном изнеможении.
– Не беспокойтесь, я попрошу одну из горничных просушить постель, а спать буду на другой половине кровати.
Кровать была огромная, на ней свободно, не мешая друг другу, легко уместились бы четверо. Бабушка дернула шнурок звонка.
– Моя внучка не будет спать на мокрой постели. Ты замерзнешь до смерти, особенно при открытом окне.
