Анна Грейси - Ловушка для невесты
Жар медленно расползался по коже.
Голод.
Рейф двигался медленно и чувственно, и она задрожала, когда его плоть прижалась к её, трение его колючего подбородка, настойчивость горячего, требовательного рта.
А затем, также внезапно, как начал, он освободил её и отодвинулся.
Аиша моргнула, не сводя с него взгляда, потрясённая, внезапно ощутившая странное чувство утраты. Что только что тут произошло?
— Если вы будете продолжать смотреть на меня так, я не смогу остановиться, — сказал он голосом таким же жёстким, как щетина на его подбородке, и таким же притягательным.
Она затрепетала.
И затем он печально улыбнулся:
— Вообще-то, не думаю, что есть какая-то разница. Я по-прежнему чертовски слаб из-за проклятой лихорадки. — И со вздохом откинулся на подушки и закрыл глаза.
Мир вокруг начал снова медленно приобретать очертания, и в голове у неё завертелась одна мысль, которая медленно билась об её удивительную глупость, как волны о корпус корабля.
Она почти позволила соблазнить себя. Если бы он не ослабел так после лихорадки, она бы и пальцем не пошевелила, чтобы остановить его.
«Так вот что имели в виду соблазнённые», — яростно говорила она себе. Заставляют тебя делать то, что ты делать не хочешь.
Только вот она хотела.
Она хотела этого, хотела его. Аиша уставилась на его рот, его совершенно обыкновенный, совершенно прекрасный, чертовски обольстительный рот, и снова затрепетала.
Из-за того, что чудом избежала этого. Находясь под чарами его поцелуя, она бы позволила ему что угодно.
Позволила? И кто же тогда перебирал руками его густые, тёмные волосы и прижимал его теснее к себе? Кто отозвался на первое прикосновение его языка в её рту возбуждённой дрожью и дотронулся своим языком до его?
И хотела большего.
Она прижала руки к своим пылающим щекам и сделала глубокий вдох. Даже лежащий на подушке с закрытыми глазами Рейф притягивал к себе.
С самого первого дня Аиша знала, что этот человек опасен. Чего она не понимала тогда, так это насколько быстро к этой опасности можно привыкнуть. Она играла с огнём, и закончиться такая игра могла только слезами. Её слезами.
Она стала перелезать через него.
Мускулистая рука поднялась, чтобы преградить ей путь.
— И что, как ты думаешь, ты делаешь? — его глаза по-прежнему были закрыты.
Аиша толкнула его. Слабости, на которую он ссылался, не было и в помине.
— Я не могу спать здесь, зная, что вы можете наброситься на меня в любую минуту.
Рейф открыл глаз и приподнял бровь.
— Наброситься? — сказал он обиженно, намекая, что он никогда не был настолько груб.
— Да, наброситься! Совсем как вы только что набросились на меня.
Он открыл оба глаза. Они слабо мерцали в темноте.
— Вы это так в Египте называете? В Англии мы зовем это поцелуем, в данном случае — поцелуем на ночь. Очаровательный обычай, вы так не считаете?
— Я этого не допущу. А теперь отпустите меня. — Она не собиралась оставаться тут и подтрунивать вместе ним. Глядя на него можно подумать, что его сила возвращается с каждой минутой.
Рейф не пошевелил ни одним мускулом.
— Я думал, ты наслаждалась им так же, как и я.
Аиша не намеревалась допускать такой опасной вещи.
— Уберите руку. Дайте мне уйти.
— Я бы понял, если бы ты не хотела, но ты хотела, так в чём тогда вред? В любом случае, мы собираемся пожениться, так зачем подвергать нас ненужному целибату? — Он казался искренне озадаченным её отказом.
Он взял её руку и начал ласкать:
— Перестань, милая, почему бы не облегчить ску… — Он внезапно остановился.
Аиша вырвала руку, раздумывая, ударить его или нет. Она знала, что он собирался сказать. Облегчить скуку их карантина. Он рассматривал соблазнение как средство избавления от скуки.
— Жаль, что тут так темно, — сказала Аиша.
Последовала краткая пауза.
— Почему? — спросил он осторожно.
— Потому что если бы вы видели выражение моего лица, то почли бы за благо отпустить меня, из-за страха, что я прикончу вас в постели.
Рейф рассмеялся:
— Но не когда ты так старалась спасти мою жизнь.
— Все мы совершаем ошибки.
— Ты сердишься, — сказал он. — Возможно, мне следовало перефразировать последнее предложение более уместно, но…
— Я не собираюсь спорить. Вам моё решение известно.
— Да, но это не ловушка, когда я прекрасно осведомлён о положении вещей и счастлив следовать ему…
Девушка свирепо на него смотрела. Счастлив следовать ему?
— Более, чем счастлив, — поспешно заверил он её, очевидно, осознав свой промах. — Доволен абсолютно, уверяю тебя.
Она безмолвно кипела от злости. Безмозглый идиот!
— Либо вы даёте мне слово — слово чести! — что не будете пытаться соблазнить меня, либо я прошу капитана высадить меня на берег на Мальте.
Его брови сошлись на переносице:
— Но они же посадят тебя на карантин на Мальте.
Она пожала плечами:
— Я и здесь на карантине.
— Да, но здесь гораздо удобнее.
— По крайней мере, там меня никто не будет пытаться соблазнить.
Он фыркнул:
— Не рассчитывай на это. — Потом подумал мгновение, затем вздохнул и сказал: — Очень хорошо, я обещаю не делать ничего против твоего желания.
Она покачала головой:
— Не пойдёт. — Проблема была в том, что она хотела его поцелуя, и однажды познав его, неизвестно, что ещё она может захотеть. Аиша подозревала, что всё.
Она должна вытащить из него обещание, которое защитит её от неё самой, также как и от него.
Она хотела его, но не хотела прожить оставшуюся жизнь как женщина, заманившая его в брак обманом, и до тех пор, пока он не узнает о ней всей правды, она не могла позволить себе даже думать о том, чтобы принять его.
Кроме того, кто захочет выйти замуж за человека, который говорил об облегчении скуки? Она кинула на него свирепый взгляд. Тупица!
— Я должна получить ваше обещание, подкрепленное честью джентльмена, что вы не будете пытаться соблазнить меня. Иначе я высаживаюсь с корабля на Мальте.
— Это относится и к поцелуям?
— Никаких поцелуев. — Аиша почувствовала боль от своих слов, но ведь она знала теперь, что такое поцелуи: то, что растворяет её здравый смысл.
— Если я пообещаю, вы останетесь в кровати? Я не хочу, чтобы вы спали на полу.
— Там довольно удобно, если вы привыкли… о, что ж. Но одно неверное движение…
— Я клянусь своей честью джентльмена не делать попыток соблазнить вас.
Она должна была бы чувствовать облегчение, и она чувствовала. Но не так, как надо бы. И она, определённо, чувствовала острую боль сожаления.
