Жюльетта Бенцони - Искатели приключений: откровения истории
– Отправляйся к Анри, – сказала она. – Передай ему, чтобы он говорил, чтобы сказал всю правду.
– Ты свихнулась? Ты что, хочешь, чтобы тебя повесили?
– Мне все равно. Передай, что я ему приказываю все рассказать. Пусть все валит на меня, только бы его не пытали.
Тюремщик грубо захохотал в ответ на ее слова.
– Так вот отчего ты так раскричалась. Бедняжка! Не переживай! Твой парень обязательно заговорит. Так что не стоит его уговаривать. Он сам поймет, что придется развязать язык…
– Все равно скажи ему…
– Только чтоб доставить тебе радость, милая крошка… Только, честное слово, это лишнее.
И, напевая себе под нос какой-то гнусный мотив, тюремщик удалился, предварительно заперев дверь. А обессиленная Марион рухнула на дощатый топчан, служивший ей постелью.
– Он мертв, – сообщил ей тюремщик. – И он ничего не сказал!
Марион подняла на него свои блуждающие глаза сомнамбулы, горевшие на ее мертвенно-бледном лице. Она не поняла сказанного тюремщиком и попросила его повторить.
– Говорю тебе, что твой парень теперь болтается на виселице перед тюрьмой… и он ни в чем не раскололся. Уникальный был человек, уж можешь мне поверить. Девять раз его совали ногами в огонь, чтобы развязать ему язык. И каждый раз он говорил, что ты невиновна…
– Ты что, не передал ему моих слов? – стекленея, стала надвигаться на тюремщика Марион.
– Все я ему передал! Он же ответил мне, что живет своим умом и никаких советов не примет. Еще он просил передать, что любит тебя. Вот и весь наш с ним разговор…
Судорога пробежала по лицу Марион. Она не могла плакать, ибо выплакала уже все слезы. Теперь она ощутила приступ безумной ненависти, вспыхнувшей в ее воспаленном взгляде и перекосившей все ее лицо. Вид ее был столь страшен, что, несмотря на цепи, приковавшие ее к стене, тюремщик попятился. Уже стоя на пороге, он добавил:
– Что толку теперь убиваться. Главное, что ты спасена. Поэтому тебе не стоит делать никаких признаний…
Совет был излишним, Марион вовсе не хотела губить саму себя. Теперь она стремилась лишь к тому, чтобы освободиться и отомстить за Анри.
«…Суд постановляет, что означенная Марион Тромель, по прозвищу Марион из Фауэ, будет трижды наказана розгами по обнаженному телу на базарной площади Ренна, после чего раскаленным железом ей будет сделано клеймо. Затем она навечно изгоняется из города»
Стоя на коленях перед судьей в черной мантии, Марион почти не слушала его напыщенный вердикт. Какое значение будут иметь розги, клеймо… Ведь потом она будет свободна…
Свобода!.. Только это теперь имеет значение. Только об этом она думала, стиснув зубы, когда, обнажив до пояса, ее провели по городу под смех и оскорбительные насмешки ликующей толпы. Она не чувствовала ударов розги по своей спине, плечам, ягодицам. Казалось, она вообще не ощущает боли или боль оставляет ее равнодушной. Не страх, но ненависть жила теперь в ее сердце. Надо выдержать! Еще раз… пускай… теперь еще! Пустяки, скоро она будет свободна и тогда уж покажет всем!..
На третий день ей пришлось с особой силой стиснуть зубы. Помимо своей воли она все-таки застонала, когда палач раскаленным железом поставил ей на плечо клеймо. Несмотря на адскую боль в плече и во всем иссеченном теле, она не потеряла сознание и сама, без чьей-нибудь помощи, дошла до тюрьмы.
А на следующий день двери тюрьмы распахнулись перед нею, и она вышла на свободу. Вскоре у нее за спиной осталась городская стена проклятого Ренна, где погиб ее возлюбленный. Впереди была дальняя дорога до родной деревни.
От Ренна до Фауэ путь неблизкий – не меньше ста пятидесяти километров. Ощущая лишь ярость, клокотавшую в ее сердце, Марион прошла весь этот путь пешком, не замечая усталости и жгучей боли в плече, которая понемному стихала. Она просила милостыню и за счет этого питалась, по ночам отдыхала в стогах сена. Ее ботинки порвались, одежда превратилась в рваные лохмотья, а она все шла и шла, мечтая о своей деревне, где всеобщий страх, вызывавшийся одним ее именем, предоставлял ей почти неограниченную власть над людьми.
Понемногу пейзаж менялся. Вместо долин, характерных для окрестностей Ренна, все чаще стали попадаться невысокие холмы, склоны которых поросли низкорослыми деревьями, и глубокие оврага, по дну которых бежали ручьи. А потом вдали появились очертания Черных гор.
И вот наконец однажды вечером она добралась до вершины Сент-Барб, где стояла скромная часовенка. Отсюда открывался вид на Фауэ, раскинувшуюся у подножья. Окинув взглядом с детства до боли знакомую деревню, продолжавшую жить своей привычной жизнью, Марион испытала желание тут же спуститься на ее улочки. Но следовало соблюдать осторожность. Ведь в Фауэ у нее было врагов не меньше, чем друзей.
Она все еще колебалась, как ей поступить дальше, когда до нее донеслось неторопливое постукиванье о землю чьих-то деревянных сабо. Сперва она решила спрятаться за куст, но тут узнала пешехода. То был Рюц, один из старейших членов ее банды, избежавший ареста. Выйдя из своего укрытия, Марион направилась к нему.
– Это я, Рюц, – обратилась к нему она. – Неужели ты не узнаешь свою Марион?
Рюц едва не вскрикнул от неожиданности, но вовремя сдержался.
– Марион? Невероятно! Ведь все говорили, что тебя повесили… что тебя приговорили…
– Да, но судьи из Ренна отменили этот приговор, ограничившись клеймом и высылкой. А вот Анри повесили… Где все наши?
– Каждый спрятался в свою нору. Без тебя никто не смеет ничего предпринимать. Да и что мы можем без главаря?
– Как видишь, я вернулась. Мне предстоит свести кое-какие счеты. Как наш тайник, по-прежнему не раскрыт?
– С ним все в порядке. Я хожу туда иногда, вспоминая о славных деньках…Итак, ты действительно хочешь начать все заново?
– Сильнее, чем прежде. Я хочу отомстить! И мне нужны деньги. Так что предупреди остальных, что я назначаю сбор. И принеси мне что-нибудь поесть… и во что одеться. Насчет оружия не беспокойся. Существует еще один тайник, о котором знали только мы с Анри.
– Будет сделано! И честное слово, Марион, как приятно снова тебя видеть!
– Но далеко не всем это приятно, – заметила Марион, мрачным взглядом окидывая раскинувшуюся у ее ног деревню. – Никто из тех, кто заложил нас в Карэ, не будет от этого в восторге.
Прошло всего несколько дней, и вот жители тех мест, уверовавшие в то, что теперь они наконец избавлены от Марион и ее банды, с изумлением узнали о ее появлении и о том, что теперь она ведет себя еще более нагло и вызывающе, чем прежде. Вдобавок, люди, видевшие ее, утверждали, что она еще похорошела.
И вот бандиты принялись грабить одиноких путников, облагать данью или разорять дома фермеров, опустошать церкви. Марион и ее люди казались неуловимыми; поговаривали, что они обладают даром быть вездесущими.
