Эрика Ридли - Греховный поцелуй
— Вы не можете это доказать.
— Неужели? Вы можете нас заверить, что, если мы произведем обыск в вашей комнате, не найдем там бумаги, кошелек с мелочью и табакерку?
— Это ничего не доказывает, — продолжал настаивать Эдмунд. — Вы могли сами положить эти вещи в моей спальне.
— И я же обвязала голову лорда Хедерингтона носовым платком?
Он побледнел:
− Э-э…
— Если мы рассмотрим его как следует, то увидим, что на нем вышиты ваши инициалы. Разве не так?
— Ладно. Пусть так. Я ударил его тростью. — Взгляд Эдмунда заметался, перебегая с одного лица на другое. — Но я его не убивал. Когда я уходил, он дышал.
Мускулы Гэвина напряглись.
— Есть какая-нибудь причина тебе поверить? В погруженном в полумрак холле наступила тишина, лотом Нэнси Хедерингтон прошептала:
— По правде говоря… есть.
— Солнышко. — Леди Хедерингтон протянула руку и дотронулась до дочери: — Нет!
Нэнси расправила плечи:
— Я… я приходила к папе много позже того момента, как закончились танцы. Его голова уже была перевязана, но я даже не спросила его, как случилось, что он получил рану. Я была слишком сердита. Я сказала ему, что не могу заставить себя выйти замуж за мистера Тисдейла. Я была готова сбежать, чтобы этого не произошло.
— С господином учителем французского? — с ухмылкой спросил Эдмунд.
— Да, — с жаром ответила Нэнси. — По крайней мере Пьер был живым и горячим человеком. И он меня любил. Он говорил мне о своей любви. Но папа сказал… папа сказал, что я молода и глупа и не должна путать девичьи грезы с тем, что необходимо семье, что деньги важнее любви и что меня вырастили так, чтобы я научилась выполнять свои обязательства. А потом он сказал… потом он сказал…
Нэнси разразилась шумными рыданиями:
— Он сказал, что не только выгнал Пьера, но и отправил связанным на корабле в Индию как домашнее животное.
Все потрясенно молчали. Потом голос Эдмунда нарушил тишину.
— Ладно, радость моя, — сказал он с облегчением. — Похоже, что у тебя было, больше оснований убить этого эгоистичного растленного типа, чем у меня.
— Моя дочь никогда не стала бы убивать своего отца. Ты сам растленный тип, Эдмунд. Обворовать моего мужа? И оставить умирать? — Она ударила его кулачком в грудь. — Убирайся! И никогда больше не возвращайся сюда! Ты больше не член нашей семьи.
Он отшатнулся от нее:
— Ты не можешь мне приказывать. Это не твой дом.
— Он мой, — согласился Гэвин. — Делай, как говорит моя сестра. Верни то, что украл, и убирайся. Я пошлю лакеев, чтобы они проследили за твоим отъездом.
— Я не убивала папу! — давясь рыданиями и прижимаясь к матери, закричала Нэнси.
Гэвин бросил на Эванджелину косой взгляд.
— Она этого не делала, — пробормотал он.
Эванджелина вздохнула:
— Знаю.
Нэнси и леди Хедерингтон направились в свои спальни. С полдюжины лакеев сопроводили Эдмунда в его комнату.
Эванджелина повернулась к Гэвину, заключила его лицо в ладони и поцеловала:
— Прошу прощения.
— За что?
Он обнял ее за талию и прижал к себе:
— Ты поймала вора.
— Но не убийцу.
Она посмотрела на него:
— Что бы ни случилось, ты научил меня верить своей интуиции больше, чем подозрениям других. И я знаю тебя. Я знаю, что ты никогда не причинишь вреда невинному, человеку. Что бы ты ни сделал с лордом Хедерингтоном, он это заслужил.
Глава 25
Большую часть времени, отведенного для завтрака, Эванджелина провела, бросая из-под ресниц долгие и пристальные взгляды на Гэвина и мечтая о том, чтобы они еще могли побыть вместе. Хотя он открыто смотрел на нее, выражение его глаз было непроницаемым.
Она встала, чтобы взять с буфета еще один тост, и удивилась, увидев его рядом.
— Я уже попросил запрячь для тебя карету, — пробормотал он. — Меньше чем через час она будет у главных ворот. Но сначала… сначала… я не могу тебя отпустить, не рассказав тебе…
Он судорожно сглотнул, плечи его напряглись. Долгое время он неотрывно смотрел на сверкающие серебряные блюда, потом пробормотал:
— Ябуду тосковать по тебе.
Он будет тосковать по ней. Он уже говорил ей это прошлой ночью.
— Я тоже буду по тебе тосковать, — сказала она, стараясь, чтобы тон ее был легким и чтобы он не расслышал за этой небрежностью сердечной боли и надрыва.
Он взял ее за руку, не спуская с нее глаз:
— Эванджелина, я…
На них упала горбатая тень.
— Ведите себя пристойно, Лайонкрофт, — проскрежетал дребезжащий старческий голос мистера Тисдейла, полный укоризны.
Мускулы Гэвина напряглись, но он выпустил запястье Эванджелины.
— В своем доме я могу быть сколь угодно непристойным.
— В таком случае я покину Ваш дом при первой же возможности.
Паралитическая рука мистера Тисдейла медленно начала поднимать крышки с блюд, пока он наконец, не нашел нужное, медленно взял щипцы, медленно поднял их над копченой селедкой, медленно пошарил, выбирая кусок получше.
— Я уезжаю после завтрака.
— Хорошо. Только не уезжай, не попрощавшись.
— Ни за что.
Если бы за столом не собралось с полдюжины людей, она бросилась бы ему на шею и целовала до тех пор, пока выражение тоски и безысходного отчаяния не исчезло из его глаз.
Было почти немыслимо не поцеловать его. Черт бы побрал этих гостей, сидевших за завтраком. Он казался таким расстроенным, таким серьезным и был таким дорогим для нее. И потому она улыбнулась ему, стараясь сделать так, чтобы он увидел в ее взгляде всю любовь, от которой сжималось ее сердце.
Он шумно вздохнул, и во взгляде его она прочла бесстыдную и обнаженную страсть. Потом он резко повернулся и, не прибавив больше ни слова, вышел из столовой.
Когда Эванджелина снова заняла свое место за столом, ее ноги были будто налиты свинцом.
Бенедикт Радерфорд посмотрел на нее с беспокойством и нахмурился:
— В чем дело? Вы разговаривали с Лайонкрофтом?
Эванджелина покачала головой. Она опасалась, что поговорила с ним недостаточно. Что, если это будет их последняя встреча?
Она отодвинула стул и вскочила на ноги. Если бы только она могла вычислить и уличить убийцу! Почему она носит в себе, как проклятие, дар, способный помогать негодяям и чужакам, но не может спасти человека, которого любит?
Не обращая внимания на изумленные взгляды сидевших за столом, она выбежала из столовой.
Когда Эванджелина добралась до холла, навстречу ей попалась Франсина Радерфорд, спускавшаяся по лестнице. Одну руку она прижимала к животу, другой держалась за перила. Она поскользнулась на гладкой мраморной ступеньке, и Эванджелина прыгнула, чтобы предотвратить ее падение с оставшихся трех ступенек.
