Ханна Хауэлл - Горец-грешник
— Иисусе, Саймон, — пробормотал Торманд, он выглядел совершенно потрясенным. — Неудивительно, что ты никогда ничего не рассказываешь о своих родственниках.
Саймон слегка улыбнулся:
— А зачем? Я уехал оттуда, когда мне исполнилось десять лет. А через три года приехал на похороны отца.
— И ты действительно считаешь, что Генри убил его? — спросил Харкурт.
— Я уверен в этом настолько, насколько можно быть уверенным в детских воспоминаниях. Думаю, именно из-за того, что руки моего брата обагрены кровью отца и нескольких женщин, я уже много лет делаю все, что в моих силах, чтобы покарать тех, кто нарушает закон, и не имеет значения, носит ли преступник сутану священника или расшитый золотом камзол вельможи. Подозреваю, что Генри не слишком изменился за те годы, что мы с ним не виделись. Однажды, уже после того, как Джорди разыскал меня, он рассказал, почему оставил родовое гнездо. Без твердой руки отца Генри становился все более жестоким, и Джорди решил, что не должен приносить клятву верности такому человеку. Джорди порядочный, — сказал Саймон, оглянувшись на Мюрреев и Уолтера. — Он во всем этом не замешан.
— Я тоже так думаю, — сказал Торманд. — Это все мерзкая Ида. Ты напугал ее до смерти, но она заслуживает гораздо более сурового наказания. Ума не приложу, что бы это могло быть. Жаль, что ты сказал Джорди, что не отправишь ее на виселицу.
— Разве? — Саймон слегка улыбнулся. — Но ведь я не обещал оставить ее безнаказанной. Понимаешь, у Иды есть все основания опасаться, что Морейн займет ее место повитухи и знахарки. Старуха не очень искусна в своем ремесле. От ее «лечения» уже умерли несколько человек, она темная, безграмотная дура, которая до сих пор считает мыло дьявольским творением.
— Ты хочешь обвинить ее в смерти этих людей?
— Нет, по такому обвинению ее скорее всего повесят, а, как ты уже сказал, я намекнул Джорди, что Ида не будет болтаться в петле. Но кто запретит мне устроить так, чтобы среди горожан пошли разговоры, что обращаться за помощью к этой старухе — значит рисковать своей жизнью.
Торманд восхищенно покачал головой:
— Умно. Мне это нравится.
Не удержавшись, он бросил взгляд в сторону стойла. Саймон проследил за его взглядом и согласно кивнул:
— Лошади уже достаточно отдохнули. Даже если поедем легкой рысью, скоро будем на месте.
Саймон еще не успел договорить, а Торманд уже был в седле, еле сдерживаясь, чтобы не вонзить шпоры в бока своего скакуна. Ему так хотелось как можно быстрее оказаться возле Морейн, что следовать совету Саймона и ехать ровной неторопливой рысью казалось невозможным. Он хотел, пришпорив лошадь, лететь к Морейн, ведь внутреннее чутье подсказывало ему, что они опоздали, что ловушка уже захлопнулась и его возлюбленная в страшной опасности.
Его возлюбленная. Это слово так поразило Торманда, что он едва не свалился с седла. Он любит Морейн! Это стало ему ясно именно сейчас, когда заветные слова прозвучали у него в голове. Они поселились в его сердце с того момента, когда он первый раз увидел ее, впервые заглянул в ее красивые, цвета морской волны глаза. Торманд сам не понимал, почему же он так долго противился этому чувству, почему старался не замечать его, даже после того как осознал, что не хочет возвращаться к своей прежней распутной и разгульной жизни. Он любит Морейн, и лишь она одна ему нужна. Он молился лишь о том, чтобы у него появился шанс сказать ей о своей любви.
Глава 17
Увидев распахнутую дверь, Торманд осадил лошадь. Поборов охвативший его холодный страх, он вошел в комнату, которую еще вчера они делили с Морейн. Комната была пуста — ни тел, ни залитого кровью пола, только следы борьбы — перевернутый стол, сбитые тростниковые циновки, несколько капель крови на самом пороге да Бонегнашер, который, тихо поскуливая, лежал у самой двери. Сжав зубы, Торманд постарался собраться, чтобы не позволить страху перерасти в бессмысленную панику.
Тихий стон раздался из-за кровати, и Торманд не мешкая бросился туда. За кроватью у стены лежал Уолин, по бледной щеке мальчика стекала тонкая струйка крови. Торманд поднял парнишку на руки, недоумевая, как и почему он оказался здесь. Подоспевшие братья приняли мальчика из его рук и, найдя чистую холстину, перевязали Уолину голову. Вскоре он окончательно пришел в себя и уже самостоятельно сидел на стуле, потягивая шипучий сидр из небольшой кружки.
Видя, насколько бледен и потрясен мальчик, Торманд отбросил мысль тотчас броситься на поиски Морейн.
— Парень, — обратился к мальчику Саймон, подойдя к ним, — как вы с Бонегнашером оказались здесь?
— Я хотел увидеть Морейн, — ответил мальчик, по щекам которого медленно катились слезы. — Я скучал по ней, а вы мне не разрешали навестить ее, хоть ненадолго.
— Что здесь произошло, Уолин?
— Эти убийцы пришли сюда, как и тогда в наш дом. — Уолин проговорил это прерывающимся от рыданий голосом, и его слова трудно было разобрать. — Эта женщина говорила ужасные вещи, а потом мужчина сказал, что они должны уходить, чтобы вы их не застали, когда вернетесь. Он попытался схватить Морейн, но Бонегнашер прыгнул и вцепился ему в руку.
Уолин посмотрел на пса, который, приволакивая лапу, подошел к Саймону и лег у его ног.
— Успокойся, малыш, — мягко произнес Торманд. — Нужно, чтобы ты подробно рассказал нам обо всем, что здесь случилось.
— Когда вы уехали, я отцепил Бонегиашера и пошел за вами, Морейн меня очень ругала. Но я просто хотел ее увидеть. Мы поели, а потом пришли эти плохие люди, и эта женщина и Морейн разговаривали о разных вещах, а потом мужчина схватил Морейн, а Бонегнашер прыгнул и укусил его за руку. Великан швырнул собаку о стенку, как он это сделал с Уильямом, я попытался с ним бороться, но он и меня отшвырнул тоже. А Бонегнашер поправится?
— Обязательно. — Саймон погладил пса за ушами. — Думаю, и ты тоже. Так что нам осталось лишь найти Морейн и привезти ее обратно.
— Они хотят убить ее, — сказал Уолин. — Эта женщина говорила об этом и о том, что знает, кто я, и даже однажды собиралась меня придушить, но мужчина, который должен был это сделать, оставил меня у Морейн, и тогда она убила его. — Он посмотрел на Торманда. — И еще она сказала, что ты мой отец, а мою мать зовут Маргарет Маколи. Ее отправили в монастырь, а там была эта убийца, и она хотела сказать своим родителям, что я ее ребенок, чтобы они заставили тебя жениться на ней. — Уолин посмотрел на мужчин. — Я думаю, что она и их убила. Вы должны забрать Морейн от них.
От всплеска гнева и страха у Торманда все поплыло перед глазами. Он даже слегка пошатнулся, но Харкурт тут же поддержал его. Потрясение было вызвано не тем, что Уолин оказался его сыном, он подумал о том, сколько же раз жизнь этого бедного мальчика подвергалась опасности из-за ревности какой-то сумасшедшей. Он мог потерять своего ребенка прежде, чем узнал бы о его существовании.
