Джоанна Линдсей - Нежный плут
Джеймс слегка подбросил Джорджину перед тем, как спуститься по лестнице в каюту, и покрепче обхватил ее ноги. Получилась новая позиция, вырваться из которой было еще труднее, чем из предыдущей. Она начала по-настоящему злиться на мужа, на его способность отогнать свою ярость прочь, в то время как ее неудержимо возрастала.
– Ну, Джеймс? – произнесла она сухим, обиженным голосом. – Скажи мне, если посмеешь.
Джорджина не видела сейчас его лица, но когда он коротко взглянул на нее, она все прочла в его зеленых глазах. Ей не нужно было ничего слышать. Капитан уже все сказал.
– Не ищи тайного смысла, любовь моя. Мотивы моих поступков просты и основательны. Вся эта злоба, которую мы выливали друг на друга, вызывает у меня… тошноту.
– Вот и хорошо, – отозвалась Джорджина, прикрыв глаза, чтобы защититься от пронизывающего взгляда супруга. – Надеюсь, тебя вырвет.
Смех Джеймса потряс ее.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Держу пари, постоянные ссоры тебя тоже измотали.
Это была правда, но Джеймс никогда не должен был узнать ее. Однако, похоже, он уже обо всем догадался.
Его голос стал тверже.
– Ты чувствуешь тошноту?
– Ничуть.
– Ты знаешь, как сохранить самоуверенность в затруднительном положении, милая девочка.
Джеймс вдруг отпустил ноги Джорджины. Она соскользнула вниз, но повисла в воздухе, поскольку одна рука мужа еще держала ее за талию. Джорджина не видела, как они прошли в свою каюту, но услышала щелчок закрывшейся двери. Ее сердце забилось сильнее.
– Признаюсь первым, я утрачиваю хитрость, когда имею дело с тобой, – продолжил Джеймс. Рука, которой он обнимал супругу, опустилась ей на ягодицы. Капитан крепко прижал к себе Джорджину. Его вторая рука гладила волосы женщины. Пальцы нежно скользили по ним. Джорджина видела нежную улыбку Джеймса, теплый огонек в глазах и почувствовала его дыхание, когда он добавил:
– Позволь мне посмотреть, смогу ли я найти это опять.
– Джеймс, нет…
Но губы капитана уже прижались к ее губам так, что оттолкнуть их уже не было никакой возможности. Неторопливо, с величайшей осторожностью он целовал Джорджину, соблазняя, очаровывая, впитывал каждый импульс чувств, которыми она обладала. Ее руки уже обвились вокруг шеи Джеймса, когда его язык слегка раздвинул ее губы, проник внутрь и коснулся ее языка, вызвав сумасшедшее головокружение. Под нежной атакой Джорджина почувствовала настойчивость. Свою или Джеймса? Она не знала. Она находилась в центре эротической бури, заслоняющей собой все, кроме мужчины и того, что он с ней делал.
Боже, его вкус, ощущение его тела, овевающий жар, невероятно приятно воздействующий на ее чувства. Она забыла… Нет, она просто сомневалась в реальности, сомневалась, что что-нибудь может так подействовать на нее, что можно совсем потерять себя… Ради него.
– Господи, женщина, ты заставляешь меня трепетать.
Джорджина услышала удивление в голосе Джеймса, почувствовала дрожь его тела… Или это трясло ее саму?
Она вцепилась в него, и ему было легко поднять ее ноги, а затем обвить их вокруг своих бедер. Капитан положил Джорджину на кровать. Интимный контакт, освобожденная волна тепла в ее пояснице, стоны, когда он продолжал опустошать свою Джорджи языком.
Супруги неловко повалились на кровать, но Джорджина не заметила, что хитрость Джеймса опять превзошла ее собственную. Они начали срывать друг с друга одежду, не осознавая, что действуют по воле примитивного инстинкта.
Наконец Джеймс крепко прижался к Джорджине, и ее тело вздохнуло, что означало приглашение. Это длилось несколько секунд, но потом женщина ощутила укол тревоги. Супруг взял ее за колени, чего не делал никогда раньше, и поднял их так высоко, что она почувствовала себя абсолютно беззащитной. Но тревога оказалась очень короткой, быстро забылась, поскольку такая поза позволила ему войти в Джорджину невероятно глубоко. Она ощутила прикосновение к самой своей сердцевине. В этот момент произошла огненная вспышка, разославшая волны звенящего тепла от центра к каждому краешку, охватившая Джеймса, ударившая в него спазмами удовольствия.
Джорджина кричала, но не осознавала этого. Она оставляла на его плечах кровавые полумесяцы и тоже этого не осознавала. Она снова отдавала Джеймсу душу. И этого не осознавали ни тот, ни другой.
Когда сознание Джорджины немного прояснилось, она отяжелела от слабости… а ее губы оказались покусанными. Это привело ее к мысли, что Джеймс не разделил ее волшебных переживаний.
– Ты не…
– Конечно, да.
– О!
Но мысленно Джорджина произнесла другое «О!», более удивленное. Так скоро? Она опять хотела потерять себя? Посмела? Но желание было неодолимым, и оно дало ей единственный ответ, чего она хотела в данный момент.
ГЛАВА XXXVIII
«Сама знаешь, раньше браки заключали ради денег или чтобы соединить большие кланы… К нам не подходит ни то, ни другое, правда, любимая? В наши дни брак вернулся к своей примитивной первооснове. Это разрешение общества на близость. То есть наш с тобой случай, я бы сказал».
Эти слова то и дело приходили на память Джорджине на протяжении двух недель, прошедших после того рокового дня, когда она сдалась, уступив ухищрениям Джеймса Мэлори. Эти слова напоминали ей о том, что ей и нечего было придавать чрезмерное значение возвращению его интереса к ней. Единственное, о чем она его тогда спросила, – о браке, собирается ли он узаконить их отношения или прервать их. То, что он ответил, нельзя было считать ответом. Невелика радость услышать от него, что, с его точки зрения, их соединяло только взаимное физическое влечение.
И однако в этой близости было так много нежности. Так часто, лежа в его объятиях, она чувствовала, что дорога ему… и почти любима. И это больше, чем что-либо другое, сдерживало ее всякий раз, когда она хотела спросить его относительно их будущего. Конечно, получить от Джеймса прямой ответ было на грани невозможного. Он отвечал либо так, что это унижало ее достоинство и она замолкала и закрывалась в себе, либо уходил от ответа. Она очень скоро поняла, что если попытаться напомнить ему о том, что произошло (между ними) в Коннектикуте, или даже попытаться намекнуть ему на своих братьев, то она снова воскресит огнедышащего дракона, который опалит ее своим пламенем.
И они продолжали оставаться теми же, кем были и раньше – любовниками и приятелями, за одним только исключением: некоторых тонких материй касаться было запрещено. Это было нечто вроде негласного перемирия – так, по крайней мере, казалось Джорджине. И если ей хотелось получать радость и наслаждение от времяпрепровождения с Джеймсом, а хотя бы этого ей хотелось, то ей следовало на время похоронить свою гордость и свои чаяния. Когда они прибудут к месту назначения, а это произойдет скоро, то с нею все выяснится – оставит ее Джеймс или отошлет домой.
