Прекрасная колдунья - Гарнетт Джулиана

А она-то надеялась услышать от него слова любви… Джина не узнавала его губ, которые запечатали ей рот так, что она не могла дышать; не узнавала рук, стаскивающих с нее платье, не обращая внимания на завязки и швы…

И все же в вихре этого яростного гнева она уловила нотку отчаяния. Когда Рон пронес ее через всю комнату на кровать и склонился над ней, в складках его рта была такая мука, что Джина не стала сопротивляться.

Но он не взял ее насильно, хотя она почти уже смирилась с этим. Рон начал так страстно, так жарко, так исступленно ласкать ее, что она вдруг обнаружила, что невольно ему отвечает. Заметив это, он улыбнулся какой-то свирепой улыбкой, его рука властно раздвинула бедра Джины, и она не узнала этого прикосновения. Еще прошлой ночью все было совсем не так… Но все-таки он добился того, что и она задышала учащенно и застонала под ним, вцепившись в него обеими руками.

Безжалостный и нежный, Рон касался жаркими ладонями ее грудей, насильно вызывая в ней ответный трепет, который невозможно было удержать. Джина попробовала оттолкнуть его или хотя бы отстраниться, но Рон схватил ее за плечи и удержал.

— Нет, цветочек… и не думай сопротивляться! Ты моя…

Его руки двинулись вниз к ее запястьям и, слегка сжав их, развели в стороны, вдавили в матрас… Беспомощно лежа под ним, Джина ощущала давящую тяжесть его тела, но в его ласках было уже меньше неистовства и насилия. В прикосновениях Рона появилась нежность, и это решило все.

Высвободив руку, она приложила ладонь к его лицу. Ее пальцы прошлись по шраму на его щеке в легкой ласке. Было что-то особенно эротическое в том, что она лежала под ним совершенно обнаженной, в то время как сам он не снял даже кожаной куртки. Что-то опасное и обольстительное. Не выдержав, она прильнула губами к изгибу между его шеей и плечом, слегка покусывая солоноватую кожу, и он ответил стоном возбуждения…

Мгновение спустя Рон слегка приподнялся, опираясь на ладони, и посмотрел на нее со странной полуулыбкой.

— Ты моя, цветочек, — прошептал он.

Это прозвучало не как утверждение, а скорее как вопрос, и, почувствовав это, она улыбнулась в ответ. А затем поцеловала его таким долгим и упоительным поцелуем, что явственно почувствовала, как Рон задрожал. И тогда она прошептала:

— Да, милорд. Я всегда была твоей.

Она увидела, как мгновенно просияло его лицо, а губы нежно сомкнулись на ее губах… Рон не сказал ни слова, это не был тот ответ, которого она так страстно жаждала. И все же это был ответ!

Рональд вошел в один из залов в боковом флигеле, посреди которого в огромном очаге горел огонь, и задержался в дверях, обводя взглядом слуг, спящих на соломенных тюфяках, разложенных вдоль стен. Тут царили тишина и покой; лишь несколько псов не спали, но и те были вялые и сонные. Ни один из них не залаял, приветствуя его. Отлично. Он нуждался в одиночестве, а его трудно было найти в замке…

Рон все еще не был уверен в преданности окрестных баронов. Большинство из них откликнулись на его приглашение на турнир и уже известили, что приедут. Но некоторые не ответили на его вызов. Приедут ли они? Соберутся ли они под его знаменем? Это выяснится довольно скоро, как только гости начнут прибывать. Скоро замок будет набит баронами и их слугами.

Турнир будет продолжаться два дня. Волнующее состязание в ловкости и воинском искусстве! Рон заранее предвкушал его: со всеми волнениями и тревогами последних дней ему нужна была какая-то разрядка.

Прошел слух, что Ричард скоро покинет Иерусалим. Когда король вернется, перед ним встанет вопрос, как быть с Гэвином. А Рону придется принимать решение насчет Джины… Черт бы ее побрал! Брайен до сих пор болтает о колдовстве, о ведьмах и феях, и бывают моменты, когда Рону самому кажется, что это правда… Ей как будто и в самом деле удалось околдовать его! Никогда ни одна женщина не занимала так его мысли, как Джина. И ни одной женщине не удавалось довести его до таких смешных и нелепых поступков.

Хотя бы сегодня вечером — не далее, как пару часов назад… Господи, когда он увидел Боуэна на одном колене перед ней, глядящего на нее с явным обожанием, а Джина улыбалась ему, словно королева, вручающая награду на турнире, он почувствовал желание разорвать этого щенка на части! А ведь Рон чувствовал в глубине души, что Боуэн ему не опасен. Самое большое, на что тот способен, — это тоскующие вздохи и пылкие взгляды. Но ему трудно было удержаться от вспышки, он испытывал настоятельную потребность услышать, как Джина отрицает свою измену! Всю жизнь страх предательства преследовал его. Сможет ли он когда-нибудь избавиться от этого?

Рон пнул ногой кучу соломы у двери, и мелкая пыль поднялась в воздух. Он подошел к огню и напряженно уставился на яркое пламя, словно надеялся найти ответ именно там.

— Неужели Королева эльфов выгнала тебя из твоей собственной комнаты? — услышал он тихий насмешливый голос и тут же обернулся.

Из тени вышла Кейлин, с легкой улыбкой на устах и загадочным блеском в глазах. Рон нахмурился. Он все еще чувствовал себя неловко с этой новоявленной сестрой. Слегка помедлив, он пожал плечами.

— Ты, очевидно, наслушалась сэра Брайена. Она вовсе не Королева эльфов.

— Нет? — Кейлин пожала плечами, тоже шутливо передразнивая его. — Но что-то такое в ней все же есть. В ее повадке, в ее черных глазах… Они такие черные и глубокие, словно омут. В замке уже шепчутся, что она не иначе как ведьма. Или просто якшается с нечистой силой.

Рон слегка улыбнулся.

— А ты? Ты так не думаешь?

Грациозно подойдя к скамейке возле очага, Кейлин уселась, обхватив руками колени и глядя на него снизу. Рассеянная улыбка все еще играла на ее полных губах, а отблеск огня заставлял светлые волосы переливаться красным и золотым.

— Она мне нравится. Она не похожа на других. Мне почему-то казалось, что ты выберешь бледную, чахлую дурочку…

Рон поставил носок сапога на край очага.

— А почему тебя заботило, что за женщину я выберу?

— Потому что знала, что однажды ты все же вернешься. Дэвид тоже верил в это, а вот отец оставил уже всякую надежду… Винн как-то сказал мне, что ты теперь предпочитаешь Англию. А может, он и прав был в конце концов? — Она испытующе посмотрела на Рона, поскольку он промолчал, и, очевидно, что-то решила для себя. — Нет, пожалуй, прав оказался Дэвид. Но Боже, Рон, почему ты не сумел вернуться раньше?! Ведь они все погибли!..

Рон отвернулся, чтобы не видеть, как она плачет. Это было слишком тяжело… Полено затрещало в огне и рухнуло среди рассыпавшихся искр и дыма. Наконец Рон зажмурил глаза и потер лоб.

— Что ты можешь знать об этом?!

Кейлин вскинула голову.

— А что, думаешь, мы никогда не разговаривали? Ты считаешь, что, раз я незаконная дочь, я не была членом семьи? Ошибаешься. Наш отец любил меня, и я слышала его разговоры с сыновьями по ночам. Я знала, какая боль его терзает, оттого что ты забыл его!

— Забыл? Ты сама не знаешь, о чем говоришь! Не тебе судить о таких вещах. Тебя еще на свете не было, когда я уехал.

Светло-серые глаза Кейлин, насмешливые и ясные, твердо смотрели на него. Они были так похожи на глаза его братьев, что Рон почти видел в ее нежных чертах их дорогие черты…

— Я все знаю, Рональд.

Это было сказано тихо, но Рону в ее словах почудилась насмешка и вызов, который заставил его встрепенуться и напрячься.

— Не шути со мной, девочка! Ты ничего не знаешь. Ты думаешь, я уехал по доброй воле? Мне было восемь лет, когда меня отправили к английскому королю. Восемь лет, когда я в последний раз в своей жизни видел отца и мать! — Рону не понравилось, что голос его задрожал от волнения, но он уже не мог справиться с ним и отвел взгляд в сторону, сощурившись на пламя. — Ты ничего не знаешь, — повторил он.

— Я знаю, что отец тосковал по тебе! Он писал тебе письма, но ты ни разу не ответил. Он страстно желал знать о твоей жизни, а приходилось получать все новости от твоего оруженосца. Если ты мне не веришь, спроси его! Спроси Моргана, которого послали с тобой, чтобы он берег и охранял тебя, чтобы напоминал тебе о твоей родине, о семье, которая любит тебя и помнит. Ты думаешь, отцу легко было это пережить? — Голос ее слегка дрожал. — Ты знаешь, как он любил тебя? Мне бы хотелось хоть раз услышать о себе то, что он говорил о тебе! О, разумеется, он был добр ко мне. Он заботился обо мне и по-своему любил, но я не была сыном! Я не была тем сыном, которого он потерял и которого я не могла ему заменить… Мне говорили, что он плакал, когда я родилась, потому что я была девочкой.