Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон
— Советую, Ваше Величество, — сказала я тихо, — ограничить употребление шоколада.
— Попридержи свой дурацкий язык.
В кабинете Наполеон грубо втолкнул меня в кресло.
— Мюрат! — загремел он.
— Если Мюрат что-то натворил, чем вызвал ваше недовольство, — проговорила я спокойно, — то я полностью не в курсе дела.
— Я лучше информирован о происходящем в Неаполе в период вашего отсутствия, чем вы, — заявил Наполеон с какой-то хвастливой свирепостью.
— О, да… ваши шпионы и ваша секретная полиция.
— Ничто не ускользает от моего внимания ни в Неаполе, ни где-нибудь еще. Помните об этом, Каролина, и никогда не забывайте.
Несмотря на игру в фанты и другие ребяческие забавы, Наполеон, несомненно, оставался самим собой в государственных делах.
— Вы бранили Мюрата, — сказала я, пожалуй, слишком смело. — Что бедный король Неаполитанский сделал на этот раз?
На лице моего брата появилось самодовольное выражение.
— Именно то, чего я от него и ожидал. Он собрал значительную сумму денег и в нарушение моего приказа постоянно наращивает мощь своей армии.
Я мгновенно ужасно разозлилась на Мюрата. Разве этот упрямый идиот так и не научился проявлять терпение? Необходимо без промедления вернуться в Неаполь. Наполеон расхаживал по кабинету, на лице — прежняя самодовольная гримаса. Я пребывала в недоумении, но потом сообразила.
— Именно то, что вы ожидали от него? — повторила я его слова. — А точнее: что вы хотели, чтобы он сделал.
Погруженный в раздумье, Наполеон машинально открыл окно, потом с треском захлопнул и, повернувшись ко мне, с любопытством спросил:
— Что вы этим хотите сказать, мадам?
— Во многих отношениях вам всегда не нравился Мюрат, — проговорила я медленно. — И королем Неаполя вы сделали его исключительно из вашей любви ко мне.
— Вы считаете, я люблю вас?
— Назовем это вашим чувством ответственности за нашу семью.
— Ответственность за семью! — взорвался Наполеон. — Какой это все-таки бич! На всем белом свете нет ни одного человека, который был бы так несчастлив со своей семьей, как я… Но оставим это. Продолжайте, мадам, — добавил он, глубоко и сердито втянув воздух.
— Вы ищете предлог заменить Мюрата, — проговорила я так же медленно. — С этой целью вы и послали его назад в Неаполь одного, позволив ему действовать самостоятельно по своему усмотрению в течение двух лет.
— Двух лет, мадам?
— Как хозяйка двора императрицы, я была бы обязана оставаться во Франции два года.
— У тебя есть что-то от моей собственной изобретательности, Каролина, — сказал Наполеон, тихо посмеиваясь, но затем на его лицу промелькнуло выражение упрямства. — Случайно, мадам, я решил не назначать вас на этот важный пост.
Выражение упрямства озадачило меня.
— Можно узнать — почему?
— Сама императрица против этого, — ответил он без обиняков.
— Как видно, — пробормотала я, рассерженная на Марию-Луизу, но радуясь мысли об отъезде, — что желание не императора, а императрицы — закон.
— Мне приятно доставить императрице удовольствие в столь пустячном деле, — заявил он весело.
Сперва он это назначение называет важным, а потом — пустячным делом!
— Ваше Величество, — проговорила я официальным тоном, — как я поняла, вы позволяете мне вернуться в Неаполь без дальнейших промедлений.
— Вы можете выехать в Неаполь хоть завтра, если вам угодно, — ответил Наполеон милостиво.
— И… и ваше недовольство Мюратом?
Он сперва нахмурился, затем, пожав плечами, сказал:
— Сдерживайте его в меру своих сил, ради вас самой и ради него.
— Надо мной тоже нависла опасность смещения?
Наполеон вновь пожал плечами.
— Неаполь принадлежит вам, какие бы действия я ни предпринял против вашего мужа. Вам и вашим потомкам. Какой я все-таки дурак с моим чувством ответственности перед семьей, — добавил он с горечью.
Тяжелая простуда, сопровождавшаяся высокой температурой, задержала меня в Париже на несколько недель. Когда я достаточно поправилась, чтобы выдержать длительное путешествие до Неаполя, стало известно, что Мария-Луиза, лишенная итальянского шоколада своим в других отношениях весьма снисходительным мужем, наконец-то забеременела. Наполеон был вне себя от радости, охвачен таким восторгом, словно стал свидетелем второго пришествия Христова или, вернее, своего собственного второго пришествия.
— Хотел бы обнять весь мир, — заявил он, прощаясь со мной.
— За исключением той его части, где живут англичане, — пробормотала я, вовсе не собираясь дразнить Наполеона.
Его настроение мгновенно переменилось, и лицо исказила фанатическая ярость.
— Только англичане, — напыщенно проговорил он, — мешают мне завоевать весь мир. Англия должна быть покорена.
Покорена… Но как? Если плану вторжения на Британские острова препятствовал мощный английский военный флот. Внезапно черты лица императора смягчились.
— Мой сын с момента его рождения будет провозглашен Римским королем, — сказал он мечтательно.
Затем, сердечно обнимая меня, он, к моему удивлению, сказал:
— Передайте своему мужу, чтобы он вел себя прилично и дал мне возможность продолжать любить его.
— Я удержу Мюрата от нападения на Сицилию без вашего разрешения, — пообещала я, — но мне кажется, что для вашей же пользы ему следует позволить продолжать укреплять свои вооруженные силы.
— В самом деле?
— Это заставит англичан быть постоянно начеку, сосредоточить больше войск на Сицилии, чем в Португалии, и держать возле Сицилии лишние боевые корабли.
— Верно.
— А если они осмелятся пересечь Мессинский пролив, то у Мюрата будет достаточно сил встретить их, как следует.
— Верно, — повторил Наполеон, но было видно, что он едва слушал меня.
— Как это возможно для меня, — спросил он, дрожа от нервного возбуждения, — ждать семь или восемь месяцев рождения моего сына?
— Ваше Величество, — пробормотала я, не в силах отогнать забавную мысль, — вам пришлось бы значительно дольше ждать, если бы женились на индийской слонихе, а не на австрийской телке.
К счастью, славный Наполеон не услышал моих слов.
— Римский король! — внезапно воскликнул он. — А когда я умру — Боже мой! — император всего мира!
Именно тогда я по-настоящему встревожилась. Помешавшийся на власти Наполеон мечтал о еще большей власти и не сомневался в своем божественном предназначении.
Глава тринадцатая
В Неаполь я приехала утомленная путешествием и чувствовала себя неважно, словно на последнем месяце беременности. Была радостная и волнующая встреча с детьми, по которым я сильно скучала, однако Мюрата в королевском дворце Казерта — моем любимом палаццо и месте пребывания правительства — не оказалось. Поскольку он заранее знал о дне моего прибытия, я почувствовала себя не просто обиженной, но забытой. Его Величество король, информировал меня гофмаршал, находился в Пьяле, где учредил военную штаб-квартиру. Я немедленно послала ему — нет, не сердитое, а нежное и ласковое письмо. Он ответил в той же манере, но по-прежнему оставался в Пьяле. Тогда я спросила его в короткой записке, не возражает ли он, если я возьму все дела в Неаполе в свои руки и стану председательствовать на заседаниях государственного совета. Этот ход дал желаемый эффект.
