Аннет Клоу - Колдовское наваждение
Полина колебалась, не веря в себя и думая, что Патриция предлагает просто помощь, но потом все-таки согласилась.
— Чудесно, вот и договорились, — обрадовалась Патриция. — Я хочу с тобой посоветоваться. Мне надо срочно купить или снять на какой-то срок дом. Я так давно уже здесь не была, что просто не представляю, к кому обратиться? Есть ли сейчас в продаже дома? И кто занимается этим делом, не знаешь?
Полина сосредоточилась, пытаясь припомнить, и вдруг заулыбалась:
— Я знаю, что тебе нужно. Это дом Вэбстеров в Парковом квартале. Миссис Вэбстер сейчас осталась совсем одна и без денег. Она хотела продать свой дом. Он очень хороший, помнишь?
— Да, помню, но я никогда не была в нем, — ответила Патриция.
Она действительно хорошо помнила дом Вэбстеров. Чудесный большой дом в классическом стиле, выкрашенный в серо-голубые тона, с огромными окнами и парком вокруг. Там так будет хорошо играть Джонни!
— Мне по душе твое предложение, Полина. Может, мы вместе сходим завтра к миссис Вэбстер?
Та озабоченно посмотрела на подругу.
— Конечно, сходим. Но… может быть, я задаю тебе бестактный вопрос: а все-таки, почему ты занимаешься всем этим сама? А где майор Шэффер?
— Здесь. Только он уже не майор, а полковник. Дело в том, Полина, что в бою он был тяжело ранен и стал инвалидом.
— О, боже! Патриция, прости меня!
Та, тяжело вздохнув, рассказала подруге все о болезни Эмиля, и о его пьянстве, и о том, что она надеется на его выздоровление с помощью тетушки Моники. Как легко стало на душе у Патриции, потому что раньше ей не с кем было поделиться своим горем. «Как славно, что у меня есть такая верная подруга, как Полина», — думала она.
А Полина, услышав о знахарке, подтвердила, что та творит чудеса.
— Если кто и сможет помочь твоему мужу, то это только она, — уверенно заявила Полина.
Они опять помолчали, а потом Патриция, замирая от страха, наконец, решилась задать Полине давно мучивший ее вопрос.
— Ты знаешь что-нибудь о моей семье? Они… С ними все в порядке?
— Да. Они все живы, — ответила Полина. — Хотя тоже, как и многие во время войны, разорились. Федерико сражался с папой под Виксбургом, но остался невредимым. Правда, на фронте он подхватил лихорадку, и приступы периодически повторяются. Твой отец еще при тебе уехал на плантацию и оттуда, когда янки заняли Новый Орлеан, бежал в армию. Он был ранен, но сейчас поправился и чувствует себя неплохо. Ну, а твоя матушка, она осталась такой же. Честно говоря, я совсем не представляю, как они будут без тебя управляться с делами. Сейчас у нас многие разорены и совершенно не представляют себе, как будут жить дальше. А ты и здесь давно нашла бы выход.
— Полина…
— Нет, это правда. Если бы ты не вышла замуж и не уехала отсюда, то, несомненно, процветала и в Новом Орлеане. У тебя столько силы воли и здравого смысла, что ты выжила бы в любой ситуации.
Патриция улыбнулась.
— Да, я выжила и действительно преуспеваю! Но я так несчастна в любви…
Полина, не дослушав ее, вдруг сказала:
— Федерико женился на Бекки Олдвэй.
— Мне так жаль, Полина. Я всегда надеялась…
— Нет, нет, не извиняйся. Я всегда понимала, что он не станет моим мужем. Ему нравились красивые женщины, а на их характер он мало обращал внимания. Да и вообще он плохо разбирается в людях. Он до сих пор не хочет о тебе даже слышать и все еще презирает тебя, хотя ты спасла ему жизнь. Знаешь, Патриция, я все еще люблю его, хотя и понимаю, что никогда не была бы с ним счастлива! Он женился на Бекки Олдвэй сразу же, когда кончилась война и он вернулся из армии. Ее отец тоже потерял все богатство за эти страшные годы, и они не смогли купить себе дом. Федерико с Бекки уехали на плантацию, которая досталась ему в наследство от его отца. Они живут там безвыездно.
Патриция засмеялась и сказала:
— Не могу себе представить, как Федерико хозяйничает на земле, а Бекки живет без светского общества и развлечений. Я бывала там в детстве и помню этот дом. Он большой, старомодный и вытянутый. Бекки не привыкла жить в таких домах.
Полина улыбнулась.
— Не сомневаюсь, что ей там не нравится и она в ужасном настроении. Бедный Федерико…
Патриция стала расспрашивать о всех друзьях и знакомых. И Полина постаралась рассказать ей обо всем, что произошло в Новом Орлеане за два с лишним года ее отсутствия. Так, Патриция узнала, как некоторые обедневшие дамы из общества, пытаясь свести концы с концами, нашли выход из бедственного положения. Миссис Маленсо превратила свой большой дом в пансион и стала пускать жильцов, а миссис Борегард стала изготавливать и продавать пирожные и торты. У нее дела шли лучше всех. Некоторые брали белье в стирку или становились прислугой. Ненавистные всем янки еще оставались в Новом Орлеане и полностью управляли им по законам военного времени, хотя война уже кончилась.
Все рабы были отпущены на волю, но многие хотели остаться при своих хозяевах, потому что не знали, что им делать и куда уходить. А хозяева уже не могли содержать столько слуг, и все больше становилось в городе негров без жилья и без работы. Стало очень неспокойно и даже опасно ходить по улицам, — предупредила подругу Полина.
Маленький Джонни совсем устал, и Патриции необходимо было возвращаться.
Полина проводила гостей, а Патриция, поцеловав подругу, сказала:
— Верь мне, худшее уже позади. Теперь начнется возрождение. Торговцы, бывшие плантаторы наладят свои дела и вновь станут преуспевать, а вместе с ними и мы с тобой. В нашем магазине они будут тратить появившиеся у них деньги. Главное — чтобы больше не было войны. Доверься мне — ты же знаешь, что я всегда правильно предугадывала, как надо вести дела.
* * *Мэй разыскала знахарку. Та, выслушав ее рассказ, настояла на том, чтобы к ней пришла сама Патриция.
И на следующий день Патриция в сопровождении Мэй отправилась в дом квартеронки. Она жила в квартале, где селились обычно многие свободные «цветные» женщины.
Тетушка Моника встретила их приветливо и держалась с большим достоинством. Патриция внимательно разглядывала знахарку. Та была смуглой полноватой женщиной невысокого роста. На ее некрасивом морщинистом лице сразу обращали на себя внимание черные умные глаза. Их взгляд был проницателен и властен. Ее походка вразвалку и странная манера склонять голову при разговоре чуть набок могли бы вызвать улыбку, но это желание сразу же пропадало, как только она начинала говорить. Ее речь была исполнена такого достоинства и благородства, какого многие дамы из высшего общества никогда не могли достичь.
