Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
— Не обращайте на него внимания. Все это время он думал, что, если бы его мать пришла к деду, все постепенно уладилось бы. Он не знал, что она его защищала.
— Да, только ничего не вышло, — хмыкнул Нилл.
— Именно.
Они последовали за Линкольном. Мелиссе стало не по себе. Кто знает, чем кончится эта встреча? Если Линкольн ошибается насчет матери, в чем еще может ошибаться? Неужели она заставила его приехать лишь для того, чтобы обнаружить, что все это время он винил в своих бедах не того человека?
Линкольн уже стоял в гостиной. Нилл остался за дверью. Джейми проводил Мелиссу в дом и задержался ровно до той минуты, как появилась Элинор.
Линкольн мерил шагами пол перед камином. Нервничает? Или раздражен?
— Все будет хорошо, — попробовала успокоить его Мелисса, хотя сама в это не верила.
Линкольн не ответил. В комнату вошла Элинор. Вид у нее был настороженный, словно она уже знала, зачем они здесь. И все же она улыбнулась Мелиссе, если легкое подергивание губ означало улыбку.
— Приятный сюрприз. Вы уже назначили день свадьбы?
— Да, — кивнула Мелисса. — Через месяц. Надеюсь, вы приедете?
— Разумеется, если Линкольн не возражает.
Ну вот все и вышло наружу, словно вскрыли гнойник. Похоже, Элинор вовсе не собиралась затрагивать эту тему и сейчас немного побледнела, поняв, какой промах совершила. Линкольн сам удивился, что она отважилась на такое, и молча уставился на нее. Элинор тяжело опустилась в кресло.
— Я не это хотела сказать.
Однако Линкольн пропустил мимо ушей неуклюжую попытку извиниться.
— Что же тогда? Если найдешь время? Если будет нечем заняться? Или хочешь сначала придумать благовидный предлог для отказа?
— В чем ты меня обвиняешь?
— В отсутствии интереса. В конце концов, единственный сын женится… сын, от которого ты отреклась много лет назад.
Линкольн резко отвернулся, не увидев потрясенного лица Элинор. Но при этом и сам морщился словно от боли. Этого Мелисса снести не могла. Боялась, что все кончится еще хуже, чем она предполагала. И это она виновата. Зачем уговорила его приехать? Чтобы он окончательно порвал отношения с матерью?
Она уже хотела потихоньку увести его, когда Элинор почти простонала:
— Я никогда не забывала о тебе, Линкольн. И ты ошибаешься, если думаешь, что я тебя не любила.
Линкольн круто развернулся и прорычал:
— А какого черта я еще должен был думать? Ты не увезла меня. Ты меня отдала! Оторвала от себя и дома.
— У меня не было выхода.
— Ты могла бы поехать со мной.
— Не могла.
— Почему?
— Я… я не имею права сказать.
— Почему?
— Дала клятву молчать.
— Вздор. Иисусе, я так и знал, что не получу от тебя ответа, — бросил Линкольн, устремляясь к двери.
— Подожди! — вскрикнула Элинор. — Сядь. Тебе пора услышать правду.
Линкольн остановился, но не сел. Так и остался стоять в дверях, с лицом, искаженным яростью. Прежде чем продолжать, Элинор пришлось отвести глаза.
— Макферсоны принесли тебя домой избитого и бесчувственного, рассказали о случившемся и предупредили напоследок, что на этом всему конец. У меня не было причин им не верить. Я послала за доктором. У тебя оказались сломаны ребра и пальцы, несколько глубоких ран и бесчисленное количество синяков. Кто-то так жестоко ударил тебя в левое ухо, что некоторое время ты ничего им не слышал.
— Ты не сообщила мне ничего нового. Все это я уже знаю, кроме того, что это Макферсоны принесли меня. Я не помнил, как добрался домой.
— И как не слушал меня? Я приказала тебе не подходить к Макферсонам, но ты удирал тайком, чтобы снова драться с ними. Приходилось запирать тебя в комнате, но и это не помогало. Ты как с цепи сорвался.
— И поскольку ты не смогла со мной справиться, то и избавилась от мешавшего тебе сына?
— Нет? Ты убивал себя. С каждым новым разом тебе становилось все хуже. И я не могла покончить с этим, хотя потребовала от Макферсона, чтобы он держал в узде своих дикарей. Теперь я понимаю, что это лихорадка была причиной твоего странного поведения. Но тогда…
— Какая лихорадка? — бросил Линкольн.
— У тебя загноились раны, а хуже всего дело обстояло с ухом. Доктор прописывал разные лекарства, но ничего не помогало. Ты обезумел от боли и отказывался лежать. То, что он давал тебе от боли, тоже не совсем помогало, вернее, ровно настолько, чтобы ты мог кое-как двигаться. Зато туманило твой разум. Ты почти все время был в горячке и бредил.
Мелисса тихо ахнула. Лихорадка и жар. Так просто, и никто не догадался.
— Он был похож на безумца? — выпалила она. Элинор нахмурилась:
— Мне не нравится это слово.
— И мне тоже, но тогда его посчитали сумасшедшим. Значит, это лихорадка так на него подействовала?
— Это и слишком много лекарств, которых не следовало бы давать ему одновременно. Я едва не пристрелила доктора, узнав, что он давал Линкольну какие-то неопробованные снадобья, действия которых никто не знал. Похоже, он просто испытывал их на больном. Настоящим благословением оказалось то, что от жара он наконец свалился без сознания и пролежал так несколько недель. Тогда я смертельно испугалась, но получилось так, что он постепенно излечился.
— Значит, вы не заставляли Линка пить сонное зелье, продержавшее его в постели почти месяц?
— Господи, конечно, нет! Сначала, правда, мы попытались, но он все равно страдал от боли, и я не позволила доктору попробовать большие дозы.
— И сколько же он оставался в таком состоянии?
— Больше трех недель. За это время я списалась со своим братом Ричардом. Он согласился взять Линкольна на год-другой.
— По-моему, ты плохо считаешь. Я пробыл там куда дольше, — уже спокойнее, но с такой же горечью заметил Линкольн. Ему должно было стать легче от сознания того, что он вовсе не был безумен и во всем виноваты бред и высокая температура. Ей, во всяком случае, стало куда легче. Теперь можно окончательно успокоить родственников.
— Именно, один-два года, — подтвердила Элинор. — Ровно столько ты должен был пробыть в Англии. Но Ричард обнаружил, что больше не может иметь детей, и захотел сделать тебя своим наследником. Он-то и убедил меня, что для тебя будет лучше остаться здесь. О нет, он не настаивал, не требовал и действовал очень осмотрительно. Вряд ли Ричард понимал, насколько эгоистичны его мотивы. Он очень тебя любил, желал добра и считал, что может воспитать тебя лучше, чем я. В этом он оказался прав. Мы жили в уединении, а ты нуждался в отцовских наставлениях.
— Но почему ты вообще отослала меня? Потому что я ослушался тебя, когда горел в лихорадке?
— Линкольн, ты действительно не помнишь, каким стал после несчастья с отцом? — спросила Элинор. — Окончательно отбился от рук. И еще до этого случая с тобой не было никакого сладу.
