Салли Маккензи - Грешный маркиз
Когда в последний раз она смотрела на него внимательно? И смотрела ли вообще?
– Папа!
Он повернулся к ней и улыбнулся:
– Эмма! Лорд Найтсдейл…
– Прошу вас, сэр. Называйте меня по имени. Вы ведь станете моим тестем, и говорить «милорд» все время будет очень неудобно.
Лицо отца просияло.
– Эмма, ты выходишь замуж за Чарлза?
– Да, папа.
Отчего же ей кажется, что ноги приросли к полу? Ей бы броситься к отцу в объятия. Наверняка он этого ждал.
– А где же миссис Грэм?
– В соседней комнате. Она подумала… она ведь не член семьи.
– И напрасно.
Отец застыл на месте:
– Что ты сказала?
– Я сказала, что ей следует войти в нашу семью, папа, если ты ее любишь. А ведь ты ее любишь, правда?
Отец глубоко вздохнул:
– Да, я ее люблю. Но ни я, ни она не хотим… Ты моя дочь, Эмма. Мой главный долг – беречь тебя.
– Нет. – Эмма говорила, не веря собственным ушам. Неужели это ее собственные слова? И она сама отпускает отца на свободу? – Нет, папа, я думаю, прежде всего ты должен думать о себе. По крайней мере, в этом вопросе. И о миссис Грэм. Харриет. – Она перевела дух. – Мэг тоже считает, что ты должен жениться на Харриет. Она поняла это раньше меня. Заметила, что ты стал чаще улыбаться, стал счастливее.
– Эмма!
– Тебя теперь радуют не только пыльные книги. Думаю, Мэг права. Мне тоже следовало это понять, но я думала только о себе. Поступай, как велит тебе сердце. Я не встану на твоем пути.
По ее лицу текли слезы. Растаял ледяной комок в груди. Отец раскрыл ей объятия, и она бросилась к нему, не чуя под собой ног. Она обняла его крепко-крепко. Взглянула в лицо – оно было мокрым от слез.
– Как… интересно, мисс Петерсон! – Слова давались леди Оулдстон нелегко. Так Королева Бесс выплевывала из глотки комок шерсти.
– В самом деле, – фыркнула миссис Пелем. – Кто бы мог подумать! Но ведь вы подруга детства, не так ли?
– Да, очень давняя подруга, – улыбнулась леди Оулдстон, делая ударение на слове «давняя». – Старые друзья – это так романтично, не правда ли?
Мисс Оулдстон и миссис Пелем молча таращили глаза. Эмма натянуто улыбалась.
Зато радовалось Общество. Дамы окружили Эмму, оттеснив лондонских леди.
– Дело сделано, – сказала миссис Бегли. – Рада, что вы последовали моему совету.
– Через девять месяцев ждем наследника, – сообщила мисс Рейчел Фартингтон.
– Или раньше. – Мисс Эстер подтолкнула сестру локтем. Обе захихикали.
– Вижу, в кабинете вы не теряли времени понапрасну, – шепнула мисс Рассел. – Вот он идет!
– Соблюдайте приличия, дамы! – сказала миссис Бегли. Все стали смотреть на Чарлза и улыбаться. Его бровь удивленно поднялась, но он заставил себя улыбнуться в ответ:
– Добрый вечер, дамы. Прошу отпустить Эмму. Нам с ней пора открывать бал..
– Разумеется.
– Вперед!
– Конечно. О Боже!
– А брюки на нем сидят и вправду хорошо. – Замечание леди Эстер понеслось им вдогонку сквозь шум бального зала. Музыканты взялись за инструменты.
– Кажется, я краснею, – заметил Чарлз, приглашая Эмму на танец.
– Но ведь она права. – Эмма представила то, что скрывали эти туго обтягивающие брюки. Голос Чарлза опустился до шепота.
– Как очаровательно вы сами покраснели! Интересно, что за мысль пришла вам в голову? Скажите мне.
– Нет, не могу. – Эмме казалось, если она признается, то ее поразит молния или, что еще хуже, подслушает леди Оулдстон или миссис Пелем.
– Зато я знаю, о чем думаю я. Как вы прекрасны в этом платье! Но без него вы будете еще прекраснее.
– Чарлз!
– Представляю, как вы будете лежать в моей постели нагая.
– Чарлз! – Она, должно быть, разговаривала слишком громко, потому что на нее обернулся герцог Олворд, а герцогиня улыбнулась.
– Ваша молочно-белая кожа на фоне простыней, чудесные кудри струятся по подушке…
– Чарлз! – Эмма испуганно оглянулась по сторонам.
Не подслушивает ли кто?
– Ваши чудесные полные груди умоляют о поцелуе…
У Эммы подкашивались ноги.
– А ваша талия! Бедра! И тот островок между ножек, покрытый чудесными завитками. Ах, эти ножки! Гладкие, белые, они раздвигаются, приветствуя, приглашая…
– Чарлз, – шепнула Эмма. Она едва смогла выговорить его имя. Что за вещи он говорит ей прямо тут, в бальном зале, где их могут услышать…
– Я хочу зарыться туда лицом, вдыхать ваш запах, пробовать на вкус…
– Чарлз, если ты сейчас же не замолчишь, я… я… не знаю, что именно я сделаю, но в любом случае нечто очень непристойное. Крайне возмутительное.
– Правда? Заманчиво.
– Чарлз…
– Не беспокойтесь. Я буду вести себя подобающе. Но позже, в постели… – он приблизил губы к ее уху, – буду таким неприличным, что вы и представить себе не можете.
Лицо Эммы залила краска.
За время бала она танцевала с лордом Уэстбруком и герцогом Олвордом, а один танец подарила сквайру Бегли, один – отцу. А потом к ней подошел мистер Стокли.
– Примите мои поздравления, мисс Петерсон. Значит, вам достался главный приз?
– Простите?
– Теперь я понимаю, почему вы не пришли в мою комнату. Были слишком заняты в спальне лорда Найтсдейла?
– Мистер Стокли, вы забываетесь!
Мистер Стокли пожал плечами:
– Ах, простите! И в мыслях не было вас оскорбить. Просто восхищен вашей ловкостью. – Его взгляд задержался на ее шее. – Красивое ожерелье.
Этот взгляд мог бы смутить Эмму. Но она понимала – Стокли смотрит только на ожерелье.
– Благодарю вас.
– Подарок к помолвке?
– Да. Это часть гарнитура.
– Вот как?
Музыка вновь заиграла. Каждый раз, когда Эмма проносилась в танце мимо мистера Стокли, его глаза сверкали, как сапфиры Найтсдейлов. Ей стало неуютно. Она даже обрадовалась, когда танец закончился. Неприятно чувствовать себя витриной музея. Хотя вряд ли в мире нашелся бы экспонат, который сумел бы отвлечь мистера Стокли от созерцания ожерелья на ее шее.
Эмма стояла у окна в сад, когда слуга принес ей записку.
– Благодарю вас. – Она взяла с подноса сложенный вчетверо листок бумаги. – Лицо лакея было ей незнакомо. Наверное, это временный слуга, нанятый для праздника.
Почерк был ей также незнаком. Но сейчас было не до почерка – ее встревожило содержание записки:
«Идите в детскую к Клер. Приходите немедленно».
Почему в детскую? Клер не должна быть в детской в столь поздний час. В. чем дело? И где няня?
Не важно. Нужно идти, если ее зовет Клер. Может быть, малышке просто стало грустно. Она поцелует ее на ночь, пожелает спокойной ночи. И никто не заметит – Эмма вернется через несколько минут. Никто ее не хватится.
