Маргарет Лерой - Жена солдата
Отвожу ее обратно в комнату и подаю Библию. Но она слишком устала, чтобы читать. Эвелин ложится в кровать, а я, словно ребенку, подтыкаю ей одеяло. На подушке ее голова кажется такой маленькой. Кожа под пушком седых волос розовая и беззащитная. В глазах блестит отражение ночника. Она глядит мне за спину, а я гадаю, что же она там видит.
Задумываюсь над тем, каково это — быть такой старой, как Эвелин. оглядываться назад, гадать, правильно ли сделан выбор. Вспоминаю слова Покаяния. «Мы оставили недоделанным то, что должны были, И сотворили то, чего не должны…»
Мне интересно, о чем в конце жизни сожалеешь больше: о том, что не сделал… или о том, что сделал что-то, чего не должен был делать.
Выключаю ночник и выхожу из ее комнаты.
Глава 61
- Вивьен. — Рут Дюкемин тепло мне улыбается. — Рада вас видеть.
Но мне кажется, что она встревожена, гадая, что меня привело. Ее мягкие глаза, полные вопросов, зеленые, словно папоротник-листовик, покоятся на мне. Она пробегает рукой по растрепанным волосам.
Рут ведет меня на кухню, стены которой увешаны насыщенными, задорными детскими рисунками. «Харрикейны» и «спитфайры».[5] Все совсем по-другому, когда у тебя мальчишки. Милли рисует котят и принцесс с ленточками.
На краткий миг, как бывает порой, меня посещает мысль, что я хотела бы иметь сына. В комнате стоит запах хозяйственного мыла. На плите стоит кастрюля, в которой кипятятся полотенца; пузырчатая пена стекает по ее бокам. Рут шевелит содержимое деревянной ложкой.
— Мне нечего вам предложить. Разве что воды, — говорит она. — Простите.
— Воды достаточно, — отвечаю я.
Сажусь за отлично выскобленный стол. Она наполняет два бокала водой из-под крана. Не знаю, с чего начать.
— Я насчет Симона… вернее Милли и Симона.
— Я так и думала. — Она печально улыбается. — С Симоном всегда так, никогда нельзя быть уверенной, что он выкинет в следующий момент. Знаете, я очень люблю своих мальчиков, но с девочками таких проблем нет. Иногда я очень завидую тем матерям, у которых девочки.
— Я совсем не имею в виду ничего плохого, — быстро говорю я, желая ее успокоить. — Просто я кое-что узнала… — Потом добавляю, когда вижу, с каким нетерпением она на меня смотрит: — Симон для Милли очень хороший друг. Они такие милые, когда вместе.
— Симон любит Милли, — говорит Рут.
Ее голос робкий, неуверенный. Она стоит в струящемся свете, падающем на нее сзади из окна. Рут словно растрепанный, встревоженный ангел с золотистым ореолом волос.
— Он говорил вам, чем они занимаются? — спрашиваю я.
— Он никогда мне ничего не рассказывает, — улыбается Рут. — Только то, что собирается жениться на Милли.
— Он говорил вам о призраке?
Она стоит совершенно неподвижно. Улыбка испаряется с ее лица.
— Нет, не говорил.
— Милли все твердила о призраке в сарае мистера Махи, — объясняю я. — Там они встретили призрака.
Глаза Рут широко распахиваются. Она сразу все понимает и резко садится за стол.
— И вы ходили посмотреть на этого призрака, коим он не оказался? Это был один из тех бедолаг? — говорит она.
Я киваю.
Вижу, как по ее лицу пролетает любопытство и страх, и даже некоторое удивление.
— Они подружились с ним. Таскали ему еду, — говорю я.
— О Господи. Я и понятия не имела… О Господи. Мне пришлось отругать Симона, потому что замечала, что пропадает хлеб. Но я думала, он сам его съедает. — Она выглядит виноватой. — Мне не следовало его ругать… если бы я только знала. Я чувствую себя такой ужасной. Он пытался сделать что-то хорошее, а в ответ получал лишь шлепки…
— Я сказала Милли, чтобы они так больше не делали. Попросила, чтобы она сказала об этом и Симону. Я сама сейчас кормлю этого человека. Для детей это небезопасно.
На ее лицо набегает тень.
— Но и для вас тоже, — говорит Рут. Она перегибается через стол и касается моей руки теплым пальцем. — Будь осторожна, Вивьен. Я хочу сказать, разве в соседнем доме не обитают немцы? Симон мне рассказывал.
— Да.
— Будь осторожна. Ради Бога…
До меня доходит, что она предупреждает меня так же, как я когда-то Джонни. От этой мысли по коже пробегает легкий озноб.
— Сделаю все возможное, — непринужденно отвечаю я.
— Спасибо, что пришли, — говорит Рут. — Я поговорю с ним. Если честно, я очень расстроилась, увидев вас здесь. Подумала, вы скажете, что не хотите, чтобы дети больше играли вместе. — Она рассеянно пробегает рукой по ореолу золотистых волос. — Сердце Симона было бы разбито.
— Что ж, все хорошо…
— Я никогда не знаю, что он выкинет, — говорит она. — Он одно время дружил с Дженни ле Пейдж. Она всегда выглядела красиво, а однажды умудрилась упасть в кучу сажи и измазать свое воскресное платье. — На лицо Рут пробирается легкая насмешка. — Он пытался отстирать ее платьице водой из-под крана. Конечно, ничего у него не получилось. Ее мама больше не разрешила им играть вместе.
— Мне нравится, что они играют вместе, — говорю я.
— Знаете, — задумчиво говорит она, — я немного горжусь ими, а вы? Что пытались хоть так, но помочь. Сердца у них там, где надо. Мы старались, чтобы Симон вырос добрым. Это лучшее, что мы можем, разве нет? В мире и так много ужасных вещей. Все, что ты можешь, быть добрым… Вивьен будь осторожна.
Глава 62
Он ждет меня и встает, когда замечает.
— Вивьен, вы пришли.
— Да. — Кладу свою руку на его. — Конечно.
Мы молча идем по полям в Ле Коломбьер. Сегодня какой-то оперный закат: небо окрашено в пурпур и позолоту, но в лесу и возле изгороди собирается тьма.
Кирилл умывается, моет руки в раковине и ест суп, который я приготовила. Мы с Милли сидим рядом.
Когда он почти доедает вторую порцию, то запрокидывает голову назад и выпивает все до последней капли. Потом, глубоко вздохнув, отставляет тарелку.
— Спасибо. Спасибо, Вивьен.
Зажигаю две сигареты, одну отдаю ему. На разговоры остается мало времени, он скоро уйдет.
— Откуда вы родом, Кирилл? Где ваш дом? — спрашиваю я его.
— Далеко, — отвечает он. — Моя страна называется Беларусь. Она граничит с Россией. Возможно, вы о ней слышали?
Я не слышала, но было бы невежливо в этом признаться. Киваю.
— Я жил в деревне. Она мне постоянно снится.
Некоторое время мы сидим молча, на нас падает отблеск заката. На краю тишины слышны звуки: насекомое с прозрачными крылышками у окна, настойчивое тиканье часов.
— Расскажите нам о вашей стране, — прошу я.
