Маргарет Лерой - Жена солдата
Обзор книги Маргарет Лерой - Жена солдата
Маргарет Лерой
Жена солдата
О переводе
Оригинальное название: The Soldier's Wife by Margaret Leroy
Серия: нет
Переводчики: Светлана Егошина, Мария Максимова
Вычитка: Елена Брежнева
ПЕРЕВЕДЕНО В РАМКАХ ПРОЕКТА HTTP://VK.COM/BOOKISH_ADDICTED
ДЛЯ БЕСПЛАТНОГО ДОМАШНЕГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ.
РЕЛИЗ НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ!
Часть I: Июнь 1940
Глава 1
- Давным-давно жили-были двенадцать принцесс…
Меня удивляет собственный голос. Он совершенно спокоен — обычный голос обычной матери обычным днем, словно все идет как всегда.
— Каждую ночь их дверь запиралась, однако же утром туфли были стоптаны, а сами принцессы выглядели бледными и очень уставшими, словно не спали всю ночь напролет…
Милли прижалась ко мне, посасывая палец. Я ощущаю тепло ее тела, и от этого мне становится немного уютнее.
— Они ведь танцевали, да, мамочка?
— Да, они танцевали, — отвечаю я.
Бланш развалилась на диване, притворяясь, что читает старый номер «Vogue». Она накручивает свои светлые волосы на пальцы, пытаясь заставить пряди виться. Могу с уверенностью сказать, что она прислушивается. С тех пор, как ее отец уехал с армией в Англию, она любит слушать ежевечерние сказки сестры. Может, от этого она чувствует себя в безопасности. Может, какая-то часть ее стремится снова стать маленькой.
Сегодня в моем доме очень спокойно. Янтарный свет заходящего солнца падает на все находящееся в этой комнате. На все, что так понятно и знакомо: мое фортепиано и стопки с нотными книгами, стаффордширские собачки и серебряные подставки для яиц, множество книг на полках, чайный сервиз с цветочками, стоящий в стеклянном шкафу.
Я оглядываюсь и гадаю, будем ли мы здесь завтра. Увижу ли я эту комнату после завтрашнего дня. На подоконнике, в кружочке солнечного света спит кот Милли, Альфонс. Сквозь открытое окно, выходящее на наш задний дворик, можно услышать лишь песни дроздов и легкий голосок воды — в долинах, подобных нашей, всегда слышен звук бегущей воды.
Я так благодарна этой тишине. Можно представить, что сегодня обычный прелестный летний денек. На прошлой неделе, когда немцы бомбили Шербур, звук бомбежки был слышен даже в нашей укромной долине. Это был словно гром среди ясного неба. А на холме в Ле Рут, на ферме Энжи ле Брок, если приложить руку к стеклу, можно было почувствовать слабую вибрацию. Дрожь. И нельзя было понять, то ли окно трясется, то ли твоя рука. Но сейчас здесь спокойно.
Возвращаюсь к сказке. Читаю про солдата, вернувшегося домой с войны. У него есть волшебный плащ, который делает его абсолютно невидимым. Читаю о том, как он узнает про тайну принцесс. Как его закрывают в их спальне и подносят чашу с одурманивающим вином, а он лишь делает вид, что пьет.
— А он и вправду умный, да? Я бы поступила так же, если бы была на его месте, — говорит Милли.
Внезапно, когда она это произносит, на меня накатывает воспоминание о том, когда я сама была ребенком. Я тоже любила сказки, как и Милли. Я была в восторге от превращений, невероятных странствий, великолепных предметов: волшебных плащей, атласных туфель для танцев.
Я так же, как и Милли, переживала за людей в этих сказках, из-за их потерь и переломные моменты, за тот выбор, перед которым они вставали. Я была так уверена в том, что, окажись я на их месте, мне все было бы понятно. Уж я-то проявила бы смекалку, показала свою смелость и решительность. Я бы точно знала, что делать.
Продолжаю читать:
— Когда принцессы подумали, что он заснул, они пробрались через люк в полу. Солдат натянул плащ и последовал за ними. Принцессы долго шли по извилистой лестнице и наконец вышли в рощу, где листья у деревьев были из бриллиантов и золота…
Эту часть я люблю особенно. Ту, где принцессы спускались вниз в другой мир, их собственный тайный мир, зачарованное место. Люблю это ощущение глубины, закрытости. Это такое же чувство, когда ты идешь домой по улочкам Гернси, по этой влажной лесистой долине Сент-Пьер-дю-Буа.
Долина создает ощущение безопасности и замкнутости, словно ты в утробе. Потом, если пойти дальше, нужно подниматься вверх и вверх, и ты внезапно оказываешься в лучах солнечного света, откуда открывается вид на кукурузные поля, летает пустельга и сияет море. Будто ты снова переживаешь рождение.
Милли прижимается ко мне, ждет, когда появятся картинки — девушки в широких ярких юбках, золотые и алмазные листья. Ощущаю исходящий от нее такой знакомый аромат печенья, мыла и солнечного света.
Потолок над нами поскрипывает, когда Эвелин готовится ко сну. Я уже наполнила ее грелку горячей водой; ей холодно даже теплыми летними вечерами. Она некоторое время будет сидеть и читать Библию. Ей больше нравится Ветхий Завет: суровые запреты, битвы, Господь наш ревнитель. Когда мы уедем, если мы уедем, она останется с Энжи ле Брок на Ле Рут. Эвелин словно престарелое растение, слишком хрупкое, чтобы его выкорчевывать.
— Мама, — ни с того ни с сего говорит Бланш немного визгливым голосом. — Селеста сказала, что все солдаты уехали — британские солдаты из Сент-Питер-Порта.
Она говорит быстро, слова вылетают из нее, как пар из паровоза.
— Селеста сказала, что здесь больше некому воевать.
Перевожу дыхание. Становится больно в груди. Не могу больше притворяться.
— Да, — отвечаю я. — Я слышала. Миссис ле Брок говорила мне.
Внезапно мой голос становится каким-то странным — зыбким, неуверенным от страха. Словно это чужой голос. Я прикусываю губу.
— Они на подходе, да, мам? — спрашивает Бланш.
— Да. Думаю, да.
— А что случится с нами, если мы останемся здесь? — В ее голосе слышится паника. Синие, как гиацинты, глаза сосредоточены на моем лице. Она покусывает кожу возле ногтей на пальцах. — Что случится?
— Милая, это очень серьезное решение. Я должна его обдумать…
— Я хочу уехать, — говорит он. — Хочу уехать в Лондон. Уплыть на корабле.
— Заткнись, Бланш, — говорит Милли. — Я хочу дослушать сказку.
— Бланш, в Лондоне небезопасно.
— Безопаснее, чем здесь.
— Нет, милая. Люди отправляют своих детей подальше вглубь страны. Немцы могут бомбить и Лондон. У всех есть противогазы…
— Но мы же можем остановиться у тети Ирис. В своем письме она написала, что будет нам рада. Ты же сама нам говорила. Она сказала, что мы можем приехать. Мама, я правда хочу уехать.
— Эта поездка может быть очень опасной, — говорю я. И я еще ничего не говорила про торпеды.
