Розмари Роджерс - Связанные любовью
— Нет. — Он подался вперед, наклонился, навис над ней. — Я не из тех, для кого разочарование приемлемый вариант.
— В данном случае выбирать не вам. Я возвращаюсь в Санкт-Петербург, и вам меня не остановить.
— Подумайте лучше, прежде чем противиться моему желанию, — протянул он с опасной ноткой в голосе. — Я, конечно, предпочел бы, чтобы вы поехали со мной добровольно, но, если придется, готов и к тому, чтобы убедить вас в прелестях нашего совместного путешествия в Англию.
Мелькнувшая в его глазах искорка гнева, как и высокомерная уверенность в способности подчинить ее своей воле, не только не напугали Софью, а даже доставили ей тайное удовольствие.
— Так вы угрожаете мне? Хотите сказать, что намерены удержать против моей воли?
— Вы не станете долго противиться. — Он коснулся губами мочки уха. — Мы оба знаем, что вы сопротивляетесь желанию единственно из опасения скандала.
Устояв перед волной наслаждения, она уперлась ладонями ему в грудь.
— Вы — самонадеянный…
— Не самонадеянный, а решительный.
— Самонадеянный, — упрямо повторила она. — Вы ничем не лучше сэра Чарльза.
Стефан мгновенно напрягся, отстранился и посмотрел на нее, приняв оскорбленный вид.
— Вы сравниваете меня с этим мерзавцем?
Она хотела было взять вылетевшие неосторожно слова назад, но потом решила, что и так уж позволяла ему слишком многое. Стоит только проявить слабость, и он утащит ее в Англию, а это будет катастрофа.
— Сэр Чарльз тоже пытался удержать меня насильно и заставить исполнять его желания. Чем же вы от него отличаетесь?
— Этот безумец намеревался шантажировать вашу мать и перерезать вам горло, — сердито напомнил Стефан.
— Я лишь хочу сказать, что не являюсь собственностью, права на которую может востребовать тот или иной мужчина. И я вполне в состоянии сама определять, чего хочу от будущего.
Некоторое время Стефан сидел абсолютно неподвижно, так что красивое лицо казалось высеченным из камня.
— То есть вы готовы уйти от меня без всякого сожаления? — с ноткой недоверия спросил он.
Без сожаления. Она едва не рассмеялась истерически.
— Так будет лучше.
— Лучше для вас или для меня?
— Для нас обоих. Он снова наклонился, так что она ощутила тепло его дыхания, и их взгляды столкнулись в немой схватке характеров.
Видя, как борются в нем два желания — склонить ее к послушанию поцелуем или взвалить на плечо и увезти, — Софья облегченно выдохнула, когда дверь со скрипом открылась и в комнату вошла служанка с большим подносом в руках.
— А вот и мы. Все готово. Свежий хлеб, рагу и тушеный заяц.
Стефан поднялся с приглушенным проклятием и, выпрямившись, смерил Софью взглядом, от которого ей сделалось не по себе.
— Я сменю Петра. Пусть поужинает. Но наш разговор еще не закончен.
Пролетев мимо застывшей от удивления служанки, герцог выскочил из комнаты и громко хлопнул дверью.
Девушка лукаво улыбнулась и направилась к кровати, где и остановилась, ожидая, пока госпожа сядет поудобнее, чтобы принять поднос.
— И что же это за разговор, которому я помешала? Софья порывисто откинула одеяло.
— Герцог Хантли несносен.
— Мужчины все такие, — философски заметила служанка. — Думают, что знают все лучше всех, и не могут поверить, что женщина в состоянии сама принимать решения.
— Вот именно, — согласилась Софья и, поняв вдруг, что ужасно проголодалась, зачерпнула полную ложку горячего рагу.
— А более всего они несносны, когда не правы, но упрямо не желают это признавать.
— По-моему, они вообще не допускают и мысли, что могут быть не правы.
Девушка усмехнулась и, наклонившись, поправила на госпоже одеяло и положила поудобнее подушки.
— Но зато они знают, как согреть женщину ночью.
Софья фыркнула, торопливо отгоняя возникшую перед глазами соблазнительную картину с участием Стефана.
— Для этого достаточно и одеяла.
— А еще они бывают кстати, когда требуется освободить женщину из лап сумасшедшего.
Чувствуя, как вспыхнули щеки, Софья торопливо наклонилась к тарелке.
— Только не в том случае, когда они делают это только для того, чтобы заменить один плен на другой.
— Так герцог намерен похитить вас?
— Грозил увезти в Мидоуленд, и мое мнение его не интересовало.
— Вот как? — Девушка вдруг звонко рассмеялась. — Ну и ну.
Софья вскинула голову и удивленно посмотрела на служанку.
— Не понимаю, чему так радуешься. По-моему, Стефану самое место в Бедламе.
— Влюбленный джентльмен редко рассуждает здраво, — наставительно заметила служанка.
— Влюбленный? — Софья отложила ложку — аппетит вдруг пропал — и отставила поднос. Сердце как будто потянуло вниз. — Какая ерунда. Не понимаю, с чего ты так решила.
— Неужели не понимаете?
— Подумай сама. Возможно, я и нужна герцогу в качестве любовницы, но ни о какой любви не может быть и речи.
— Мужчина не станет рисковать головой только ради страсти.
— Станет, если затронута его гордость. — Софья покачала головой. — Поверь мне, герцог ищет короткого романа, не более того.
— А чего хотите вы?
Она откинулась на подушки, не позволяя себе думать на эту опасную тему.
— Мира и покоя.
Утро выдалось ясное, солнечное, но погода не радовала Геррика Герхардта, проезжавшего мимо вытянувшихся как по линейке аккуратных построек военного поселения.
Он не спал с прошлого вечера, с того самого часа, когда получил зашифрованную записку с приложенной к ней самодельной картой, на которой Дмитрий Типов обозначил место предполагаемого нахождения Софьи. Геррик не стал терять время и, переодевшись и забрав Грегора, сразу же выехал из столицы.
Однако чем ближе к цели, тем настойчивее предупреждал об осторожности инстинкт самосохранения, благодаря которому ему и удавалось держаться так долго на плаву в опасных водах российской политики.
Полностью доверять Типову стал бы только глупец, и Геррик вовсе не собирался попасть в ловушку.
Ненавязчивые расспросы встречавшихся по пути местных жителей помогли не много, люди лишь пересказывали слухи о какой-то заварушке на постоялом дворе да загадочном англичанине, искавшем пропавшего родственника.
Оставалось только надеяться, что начальник ближайшего военного поселения сможет дать более надежные сведения.
Конь шел бодрой рысью, а взгляд Геррика рассеянно скользил по вытянувшимся вдоль дороги домикам, в которых солдаты жили вместе с семьями, и четко обозначенным земельным участкам, на которых они выращивали овощи. Четкость, единообразие и порядок не могли не радовать душу военного, но сердце сжималось от давящей, гнетущей атмосферы, невидимым свинцовым облаком окутавшей поселок.