Мэриан Палмер - Белый вепрь
Высокий дамский суд не вынес никакого решения и на следующий день. Тем временем всеобщее внимание было отвлечено другим: два фламандца подумали решить дело чести в боевом поединке. Само дело бургундскую знать никоим образом не интересовало, однако многие собрались поглазеть на то, как два почтенных фламандских негоцианта{101} будут сражаться. Как зрелище эта битва не шла ни в какое сравнение с поединками французских аристократов. Но Филиппу, ставшему невольным свидетелем дуэли, показалось, что крови тут будет не меньше. В рыцарских турнирах, когда соперники демонстрируют быстроту и ловкость, он знал толк, здесь же ничего подобного быть не могло. Единственный интерес зрелища состоял в том, что противники старались забить друг друга насмерть. Дождавшись, когда решится исход сражения и побежденного, оставшегося без дубины в руках, уволокут под свист публики с поля боя, Филипп собрался уходить. Перси окликнул его, предлагая посмотреть петушиный бой, которым заканчивалась дневная программа, но Филипп покачал головой и начал пробираться к выходу. Тут, двумя рядами выше, находилась Маргарэт. Она сидела в ложе, окаймленной шелковой лентой, с придворными дамами герцогини Бургундской.
Так близко он не видел ее с того самого вечера, как Эдуард вернулся в Кале. Их взгляды скрестились, и словно годы пронеслись, исчезая в дымке былого. На середину площадки вышел герольд, он провозгласил имя победителя и обосновал его правоту. Все зааплодировали и поднялись, заслоняя собой ложу герцогини. Мэг исчезла из виду.
Филипп отправился в конюшню. Уиллу он сказал каким-то чужим голосом, что тот сегодня больше не понадобится, и, вскочив на коня, поехал в Сен-Омер.
Его отсутствие на ужине осталось незамеченным, с друзьями он увиделся, только когда Перси и Фрэнсис вернулись домой. Разговор вертелся вокруг петушиного боя. Оказывается, Перси промахнулся и сделал ставку не на того петуха. Его смутило то, что через пять минут после начала боя он показал белые перья. Фрэнсис, немало нажившийся на оплошности товарища, оставил Перси зализывать раны в компании друзей, а сам пошел к камину. Филипп был здесь же. Перехватив его взгляд, Фрэнсис взял стаканчик и игральные кости, устроился рядом и принялся подбрасывать кубик.
— Никогда не ставьте на серых, Роб, — с притворным сочувствием поучал Перси один из его мучителей. — Они только хвост умеют распускать. Вот если бы это был…
Другие шумно запротестовали, завязался настоящий спор. Не обращая на них никакого внимания, Филипп прошел к туалетному столику, налил доверху стакан вина. Чтобы отвязаться от приятелей, затевающих, судя по всему, длительную дискуссию, Перси лениво произнес:
— Хорошо, Рэтклиф, в следующий раз непременно посоветуюсь с вами. Не сомневаюсь, что у вас найдется что сказать.
Он подошел к Филиппу и, пробормотав как бы про себя: «Вот неугомонные», потянулся без спроса к бутылке. Филипп с улыбкой передал ему наполненный бокал, Перси выпил его залпом, повернулся и сказал с кислой усмешкой:
— Ладно, на сегодня мне вполне хватит бургундского гостеприимства. Говорят, тут неподалеку есть таверна, где подают пиво, какое и в Англии не всегда сыщешь. Который час?
— Вроде девять только что пробило, — откликнулся Фрэнсис.
Перси затоптался на месте, решая, что делать. Филипп опорожнил кубок, потянулся было снова за бутылкой, потом передумал и подошел к окну. Был душный вечер, тяжелый воздух словно застыл, не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. Где-то вдали полыхали зарницы.
— Если вы идете, Перси, — вдруг произнес Филипп, — я с вами.
Перси радостно кивнул и направился к двери.
— Сейчас, только скажу своему малому, чтобы не дожидался меня и шел спать.
Хлопнула дверь. Ричард Рэтклиф потянулся и сказал:
— Недурная идея, право. Если нам предстоит еще целый месяц здесь груши околачивать, то лучше уж было уйти с Де Брези.
— Сегодня как раз отправились последние его люди. Отчего бы вам не отпроситься у герцога? Может, еще догоните их, — посоветовал Эштон, долговязый северянин с пронзительным взглядом. Он много лет служил у Глостера.
Рэтклиф пожал плечами и усмехнулся:
— Да нет, должно быть, у герцога свои планы. — Он задумчиво поскреб затылок. — Сегодня, говорите, Ральф? А я-то думал, Де Брези ушел еще в прошлый четверг.
Эштон ухмыльнулся и неопределенно пожал плечами.
— Ушел-то ушел, да, как я слышал, не в Лотарингию. По крайней мере, не сразу. С ним этот ублюдок, так что держу пари, он сначала отправился в Брюгге.
Уловив непонимающие взгляды приятелей, Эштон добавил:
— А вы что, не знали? У него там возлюбленная — ну, скажем, бывшая возлюбленная — мать ублюдка. Говорят, он ей устроил королевскую жизнь.
— А-а, эти домашние делишки… — лениво процедил Рэтклиф.
— Вот именно. Он прожил с ней больше двадцати лет, можете себе представить? Все звали ее «Прекрасная Лебедь». Это целая история, неужели не слышали? Она дочь некоего Слатера, богатого торговца шерстью. Дело происходило еще во времена старого герцога. Один из его любимцев приметил девушку и увез ее с собой. Поскольку от герцога помощи ждать не приходилось, Слатер обратился к Де Брези, у которого с фламандцами было много дел, и вскоре герцогскому любимцу пришлось расстаться со своим трофеем. Но к несчастью для Слатера, девица приглянулась самому Де Брези. А он как раз недавно похоронил жену и, похоже, затосковал по женскому теплу. Говорят, он даже некоторое время сохранял ей верность.
— Верен, не верен, но уж сына-то ее он обеспечил по гроб жизни, — заметил Рэтклиф.
— Эй, Ральф, не желаете ли сыграть? — вмешался в разговор Фрэнсис, подбрасывая кости в стакане. Со своего места ему хорошо был виден кузен — Филипп буквально застыл у окна, и на фоне темнеющего неба сильно выделялась его белоснежная рубаха.
— А отчего бы ему и не быть щедрым? — спросил Эштон. — Ведь у него сейчас все есть, все, что только душе угодно. Иное дело — как там сложится в будущем, кому отойдут земли после его смерти. Вот это Де Брези действительно покоя не дает. Ну а ублюдка и Прекрасную Лебедь он одарил, что и говорить, по-королевски. Кстати, мадам коротает дни в своих апартаментах в одиночестве, и я, видит Бог, совсем бы не прочь разделить ее компанию. — Эштон расколол орех.
Открылась дверь, и в комнату вошел Перси. Филипп потянулся за курткой.
— Филипп, я, пожалуй, присоединюсь к вам, — равнодушно сообщил Рэтклиф, — если только Роб пообещает не читать мне лекций о том, на каких петухов надо ставить.
Натягивая куртку и даже не подняв головы, Филипп коротко бросил:
