Джойс Майерс - Искушение
– Подумать только, если бы мы посмотрели друг другу в глаза, скольких бед мы смогли бы избежать, Мак Дара, – сказал Джок, глядя на своего героя. Он отступил, пораженный ужасом. – Боже мой, Мак, что с твоим лицом?
Лицо Мака отекло и было болезненно бледным. Глаза прикрыты тяжелыми опухшими веками. Он уронил голову на грудь, грузно опустившись на стул.
– По улицам Нью-Йорка, Джок, бродят наемные убийцы и шпионы, предатели и отступники, платные ищейки. Я стараюсь быть осторожным, но я устал прятаться и убегать, мой друг. Понимаешь, я даже не взглянул на тебя, не услышал твоего голоса. Для меня ты был очередным именем, а не человеком из Дублина. Ничем не отличался от любого наемного убийцы. И я покинул лучшее убежище, какое было у меня в Нью-Йорке. София Агнелли была мне как мать. Я хочу сделать ей подарок при встрече, если мы еще встретимся. Если я снова увижу ее. – Глаза Мака закатились, веки опустились.
– Все это опиум, – пояснил Кау Ли. – Многие из тех, кто скрывается, в одиночестве тоскуют по родине и, пытаясь забыться, начинают курить опиум. Если вы не заберете отсюда нашего друга Мак Дара, он никогда не сможет покинуть китайский квартал. Если его не убьют враги, он погибнет от опиума.
ГЛАВА 30
Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.
– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.
– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.
Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».
– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.
Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.
– Разве можно это забыть, Габриель?
– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.
– Любовь сама по себе огромный подарок. Хочу, чтобы ты любил меня, Габриель Агнелли. Знаешь, что мы сделаем сейчас? Поедем к статуе Свободы. Потом пойдем домой, снимем наши сказочные одежды и отправимся на работу. Для нас снова начнется наша настоящая жизнь. Пока не кончилась волшебная сказка, я хочу увидеть Либерти.
* * *Друзья тоже захотели поехать в гавань. Все, кроме Дженни и Габриеля, уснули под мерный цокот копыт на мягких подушках в коляске Карвало, которая плавно катилась по улицам просыпавшегося города. Передовой отряд рабочих – пекари, молочники, уборщики улиц – уже начал свой рабочий день. В воздухе витал аромат свежего хлеба. Хозяева подметали тротуары перед своими магазинами. Уличные торговцы кормили лошадей у платной конюшни. Из фургонов выгружали лед, который уже начал таять от тепла летнего утра.
– Первый раз мы увидели мисс Либерти рано утром, когда солнце освещало ее лицо, – Дженни сонно улыбнулась.
– Такой пару часов назад ее видели пассажиры из вон того, прибывшего парохода, что швартуется сейчас в гавани. Мне кажется, он из Италии. – Габриель прищурился. Яркие блики солнца, отражавшиеся в воде, слепили глаза.
– Тогда ее корона светилась, словно нимб. Сейчас тоже. – Их пальцы сплелись. – Как много произошло с того дня, за четыре-пять месяцев, правда? – Ее сдержанное высказывание было оценено жарким поцелуем, который увидел только Джоко, сон которого был очень чуток. Он покраснел и крепко сжал веки.
– Не знаю, cara, – Габриель старался говорить серьезно. – Много ли это? Двое встретились, полюбили друг друга, решили пожениться и прожить вместе всю жизнь. Возможно, это действительно очень много, а, может быть, простое повседневное чудо? – Его губы тронула улыбка. Дженни засмеялась и поцеловала его.
Когда коляска остановилась, Джоко широко распахнул глаза. Проснулись Алонзо и Джеси. И только Мак продолжал спокойно спать, слегка похрапывая. Габриель выпрыгнул из коляски с изяществом, которое не переставало возбуждать чувственность Дженни, всегда готовую перерасти в пылающую страсть. Он взял ее на руки, Дженни поцеловала его и медленно провела языком по его губам. В его глазах горело желание.
– Скоро, cara, скоро, – сказал Габриель глухо и хрипло. – Визит к мисс Либерти – твой каприз, а не мой. – Его низкий голос и обольстительная улыбка были определенно греховными. Трепещущая от возбуждения, Дженни кивнула, взяла его под руку и прильнула к нему.
– Пройдемся по пирсу, встретим первый паром с острова Эллис, а потом поедем домой, – предложила Дженни.
Они купили три яблока у старой торговки. Каждый с жадностью вонзил зубы в сочную мякоть плода. Третье яблоко решили оставить про запас.
Пароход, на палубах которого столпились взволнованные пассажиры, пришвартовался. После долгого утомительного пути в переполненных душных трюмах лица людей были бледными, усталыми, обеспокоенными. Спустили сходни. Мимо Габриеля и Дженни неслась взволнованная толпа – мужчины, женщины, дети. От их одежды пахло островом Эллис, тяжелым запахом инсектицидов. Нахлынул гул голосов, говорящих на разных языках. Перекрывая шумные крики и восклицания, над толпой взлетел полный отчаяния и радости голос:
– Габриель! О, мой любимый Габриель! Дженни удивленно смотрела на него:
– Есть ли такое место, где бы тебя не нашли… не узнали… и не приветствовали с восторгом поклонницы и друзья? Габриель, что с тобой? У тебя… жуткий вид. Что случилось, милый?
Выражение лица Габриеля быстро менялось неверие, смущение, ярость. Глаза погасли и стали безжизненными. К ним пробиралась молодая женщина в черном. По ее поразительно красивому лицу струились слезы.
– Фиамма! – Пальцы Габриеля сжались, едва не раздавив ладонь Дженни. Упало сердце, сдавило горло.
