Георг Борн - Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок
– Гаким, дервиш из развалин Кадри, – раздался глухой голос. Это заговорил один из Золотых Масок. – Мера твоих преступлений переполнилась. Ты обвиняешься в том, что умерщвлял невинные жертвы в чертогах Смерти, сознаешься ли ты в этом?
– Это ты, Золотая Маска! Сжалься! – вскричал дервиш, падая на колени. – Я сознаю свою вину, но все, что я ни делал, я делал по приказанию моего повелителя, всемогущего баба-Мансура.
– Ты обвиняешься далее, Гаким, дервиш из развалин Кадри, – продолжал Золотая Маска, – в том, что бичевал софта Ибама, пока смерть не избавила его от незаслуженных мук. Сознаешься ли ты в этом?
– Да! Да! Я сознаюсь! Но сжалься! Это велел мне баба-Мансур.
– Далее, ты обвиняешься в том, что проник сегодня в дом гадалки Кадиджи с намерением захватить или убить несчастную дочь ее…
– Я этого не сделал! Остановись, – прервал дервиш умоляющим голосом. – Я этого не сделал.
– Ты не сделал этого, так как ты был схвачен, но таково было твое намерение и желание. Сознаешься ли ты в этом?
– Выслушай меня. Это не было моим желанием. Меня посылал баба-Мансур.
– Вы слышали все, братья мои, – сказал говоривший, обращаясь к своим товарищам. – Теперь я спрашиваю вас: виновен ли Гаким, дервиш из развалин Кадри, в преступлениях, которые могут быть искуплены только смертью?
– Нет, – сказал один из Золотых Масок.
– Нет, – повторили остальные.
– Заслужил ли он другое наказание? – продолжал обвинитель.
– Да. Пусть он будет изгнан, – раздалось в ответ, и эти слова были повторены всеми Масками.
– Как! Вы не убьете меня? Вы пощадите меня? – вскричал дервиш, предполагавший, что наступил его последний час.
– Отведите его в подземелье, – приказал обвинитель.
В ту же минуту дервиш почувствовал, что ему снова набросили на голову какую-то повязку, закрывшую ему глаза, и повели.
В это время издали Гаким услышал знакомый ему голос Лаццаро. Преступник, которому суждено было появиться перед таинственным судом после дервиша, был грек. У него точно так же были завязаны глаза и связаны руки.
– Кто вы? Куда вы меня ведете? – кричал грек в бессильном бешенстве. – Вы, верно, слуги Мансура, поклявшегося убить меня, потому что я знаю массу его преступлений! Но горе ему, если он осмелится убить меня!
В это мгновение с его глаз упала повязка, и он увидел себя в кругу семи Золотых Масок. Неописуемый ужас овладел им.
– Как! Это вы? – вскричал он. – Я в ваших руках.
– Лаццаро, грек по рождению, слуга принцессы Рошаны и Мансура-эфенди, – послышался глухой голос обвинителя, – мера твоих преступлений переполнилась. Ты обвиняешься в том, что убил сына толкователя Корана Альманзора и положил его на базарной площади, чтобы могли подумать, будто он убит в драке.
– Откуда вы это знаете? – вскричал в ужасе Лаццаро.
– От нас ничего не скроется. Сознаешь ли ты свою вину? Ты молчишь – это молчание есть тоже ответ. Ты обвиняешься далее в поджоге дома муэдзина Рамана, отца Сади-паши, и в преследовании дочери Альманзора. Сознаешься ли ты в этом?
– Я любил ее! Я хотел обладать ею! – вскричал грек. – Страсть делала меня безумным.
– Далее ты обвиняешься в покушении на убийство дочери галатской гадалки Кадиджи, а также в том, что вместе с солдатом-негром Тимбо убил бывшего султана Абдул-Азис-хана.
– Аллах! – вскричал в ужасе Лаццаро. – Вы знаете все. Вы всеведущи. Вы убьете меня.
– Сознаешься ли ты в своей вине? – продолжал обвинитель.
– Вы знаете все, – сказал грек после минутного молчания. – Что может скрыться от вас, всемогущих и всеведущих? Разве поможет мне ложь? Вы знаете мои поступки лучше, чем я сам. Я в вашей власти. Я знаю, что мне не избежать смерти…
– Молчи, грек! – прервал обвинитель. – Отвечай на данный тебе вопрос. Твоя участь еще не решена. Вы слышали все, братья мои, – продолжал он, обращаясь к остальным таинственным судьям. – Теперь я спрашиваю вас, виновен ли грек Лаццаро в преступлениях, которые может искупить только смерть?
– Да, он виновен. Пусть он умрет, – послышался глухой голос одного из Золотых Масок.
Грек отчаянно вскрикнул.
– Он виновен. Он должен умереть, – повторили остальные.
Лаццаро видел, что он погиб, если ему не удастся при помощи какой-нибудь хитрости добиться хотя бы отсрочки казни.
– Пусть он умрет, – заключил обвинитель. – Имеешь ли ты что-нибудь сказать, грек Лаццаро?
– Ваше решение справедливо, я это чувствую, – отвечал Лаццаро с притворным смирением и покорностью. – Я знаю, что ничто уже не может спасти меня, мне не избежать смерти. Я хочу теперь высказать вам, всемогущим, все, что лежит у меня на душе. Выслушайте мои последние слова, последние желания. Я ненавижу Мансура всеми силами души. Что значу я со всеми моими преступлениями в сравнении с ним? Разве худшие из них не сделаны по его приказанию? Разве вся эта война не дело его рук? Что такое Лаццаро в сравнении с этим дьяволом? Дитя. Ученик. Я ненавижу его, как моего смертельного врага, уже дважды пытавшегося убить меня. Мне хотелось бы перед смертью видеть его наказанным, выдать его в ваши руки.
– Час Мансура скоро пробьет. И он не избежит наказания, – сказал обвинитель.
– Но вы могли бы иметь во мне ужасного для него свидетеля, – продолжал Лаццаро. – Если вы хотите исполнить мое последнее желание, то вы дадите мне свободу хотя бы на самое короткое время. Я хочу только выдать вам Мансура. Мысль о мщении не дает мне умереть спокойно.
– Хорошо, казнь твоя будет отсрочена, грек Лаццаро, – раздался глухой голос обвинителя. – Но не думай, что ты можешь избежать наказания.
– Как могу я подумать об этом? Разве вы не всеведущи?! – вскричал грек и подумал: «Мне бы только вырваться отсюда!»
– Ступай, но через семь дней возвратись. При малейшей попытке бежать ты будешь наказан смертью, – раздался глухой голос обвинителя.
Снова на глаза Лаццаро была надета повязка, и его повели вон из развалин.
Когда наконец он почувствовал себя свободным и снял повязку, он увидел себя в пустынном месте далеко от города.
В ту же ночь дервиш Гаким был отвезен на «Калисси», большой корабль, отходивший в Индию. «Калисси» должен был отвезти туда в изгнание дервиша.
V
В башне Сераскириата
Мы оставили Рецию в ту минуту, когда она увидела, что железная дверь башни заперта и ей отрезаны все пути к спасению. Но вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль, она поспешила к ящику с товаром и, отворив его большое отделение, влезла в него и закрыла за собой крышку. Это было делом одного мгновения. В ту же минуту солдаты сбежали вниз и, увидев, что нижний этаж пуст, отперли железную дверь и бросились во двор, думая, что персу удалось выбраться из башни, прежде чем дверь была заперта.
