Вирджиния Браун - Посланец небес
Ганну зашатало.
— Не думаешь ли ты украсть что-нибудь, а, Крид?
Его рот искривился в насмешке:
— Украсть? Я? Я же ранен, Ганна…
— Нет, я серьезно! — проговорила она. — И в конце концов, почему эти акции продаются на другой территории? Эдвард Муллэн вез их в форт Бентон из форта Вала-Вала. Что он делал с этими бумагами?
— Очевидно, он был посредником…
— А теперь он умер, — вставила Ганна. — Ропер убил его. Ропер, видимо, не понял значения этих акций. — Ее передернуло от воспоминаний. — Так много ненужных убийств, так много крови, и за что? Из-за украденных коней, из-за горсти золотого песка и нескольких бумажек, которые, может быть, ничего и не значат!
— Может быть. — Крид посмотрел на нее нежно. — Не волнуйся, Ганна. У меня такое чувство, что шериф Плюммер долго не протянет, как и его головорезы.
— Ой, это не тот ли шериф, с которым я разговаривала о…
— Я знаю, Ганна.
— Да? — Ганна почувствовала, что ей просто необходимо сесть. Колени подкосились, и она упала на одеяло рядом с Кридом. Проведя рукой по его шелковистым волосам, она прибавила: — Я порой удивляюсь, откуда ты все знаешь? — Она понурила голову и закрыла глаза. — Бывают моменты, когда мне кажется, что никто не может…
Она почувствовала, что он пошевелился, и подняла голову. Крид потянулся и обнял ее за плечи, и Ганна посмотрела ему в глаза. Крид улыбнулся ей, взгляд его был изучающим, проникающим в глубь ее души.
— Я знаю намного больше, чем ты думаешь, любимая.
Ганна вздрогнула от этого слова «любимая». Она отвела глаза: только бы этот взгляд не прожигал ее насквозь.
— Ну что, не вспомнила пи одной цитаты? — спросил он лукаво и, прежде чем она нашлась, добавил: — Очень рад. Мне бы не хотелось сейчас иронизировать.
Сердце Ганны вырывалось из груди, но она уговаривала себя не поддаваться чувствам, не надеяться на многое. Все равно он не даст ей того, что ей так необходимо…
Взяв руку девушки, Крид стал изучать ее по-детски розовую ладонь.
— Я однажды познакомился с девушкой, которая заявила, что может по руке предсказать судьбу, — пробормотал он. — Она сказала, что эта линия показывает, как долго ты проживешь. — А эти линии говорят о любви и о судьбе. — И он снова скользнул пальцем по ладони.
— И ты веришь в это?
— Может быть, да, а может, и нет. В любом случае твоя ладошка, милая Ганна, говорит мне, что ты проживешь долгую наполненную жизнь. Ой, а это что? Неужели я увидел твою судьбу? О, вот и муж, и трое детей, нет, четверо. — Он задержал ее руку, когда она попыталась ее отдернуть. — Подожди, может, здесь не один муж…
Ганна вырвала руку и чопорно посмотрела на него. Крид лениво улыбнулся и откинулся на подушку.
— Извини. Я совершенно не собирался вмешиваться в твое будущее, — сказал он без тени раскаяния.
— Обманщик, — фыркнула Ганна.
— Не всегда, любимая. Не всегда.
Он замолчал, а Ганна никак не могла оторвать глаз от Крида.
— И что же она сказала о твоем будущем? — указав на его ладонь, спросила Ганна, чувствуя, что молчание затянулось.
— Что я проживу недолгую жизнь, полную опасностей, и степень опасности возрастет, если я свяжу свою судьбу с женщиной, — весело ответил он. — Видишь, она была права.
— Я не очень понимаю, где тут связь… — начала она и замолчала. — Ну в конце концов, может, она и была права. Кажется, из-за меня ты пару раз действительно попадал в опасные ситуации.
— Только однажды, — поправил он. — Но я могу жить и невзирая на эти предсказания.
— Надеюсь.
— Правда? Я много думал о нас, Ганна, и мне показалось, что после нашей последней ночи ты не захочешь видеть меня снова.
— Давай не будем об этом говорить, — торопливо сказала она. — Мне не очень хочется вспоминать.
— А почему? Я часто вспоминал ту ночь и недоумевал: что же такое ты хотела услышать от меня?
— Ничего. Ничего из того, что ты не хотел говорить, Крид. — Глаза Ганны встретились с его.
— Может быть, ты просто не все понимаешь или, наоборот, слишком хорошо понимаешь. — Он замолчал, переводя дыхание, и продолжил: — Я нахожу для себя трудным и ненужным иметь дело с… глубокими чувствами. Злость — нормально, раздражение — нормально, а все остальное — нет.
— Я знаю, — перебила она его. — И тебе не надо говорить мне об этом. Думаю, в конце концов я поняла, что ты был прав. Очень страшно быть уязвимым: любить, а твоя любовь вдруг разрушается смертью или равнодушием.
— Нет, — проговорил Крид, покачав головой, и снова откинулся на подушку, — это не то. Я не хочу, чтобы у тебя были такие мысли, Ганна. Я очень не хочу, чтобы тебе было тяжело, чтобы ты потеряла потребность заботиться о ком-то. Я не хочу, чтобы ты потеряла… свою веру.
Ганна была поражена. Его глаза были затуманены болью. Сопротивляясь своему порыву кинуться к нему и принять на себя его страдания, Ганна покачала головой:
— Но это уже произошло, — прошептала она. — Она ушла, и, кажется, я не смогу снова обрести ее. Крид, я даже не могу снова молиться. Бог ушел из моего сердца — отвернулся от меня, покинул, чтобы я сама искала свой путь в темноте…
6
Следующие три дня тянулись медленно. Шел дождь, сильные порывы ветра загоняли его крупные капли в пещеру, заставляя ее обитателей отодвигаться все дальше вглубь. Сначала Ганна была рада, когда появилась возможность немного передохнуть от жары, но скоро стало совсем холодно. Крид стал понемногу подниматься, хотя временами бок нещадно болел. Он отодвинул свою подстилку и закурил.
— Последняя, — сообщил он, рассматривая пустой кисет.
Ганна скользнула по нему взглядом, не выражавшим большого интереса.
— Как плохо.
— В твоем голосе нет никакого сочувствия, — мрачно сказал он.
— Потому что твой табак жжет мне горло и нос и заставляет меня кашлять, — отозвалась она. — Мне кажется, я бы с большим удовольствием терпела вонь от мокрых лошадей, чем запах твоих сигарет.
— Тогда сегодня ты будешь в экстазе, — усмехнулся Крид. — Приведи сюда Генерала и троих остальных и нюхай себе на здоровье.
— Двоих остальных. Одна из них позавчера сбежала.
— Сбежала?
Пожав плечами, Ганна устало сказала:
— Я полагаю, ей надоело ждать, пока мы здесь восстанавливаем свои силы…
— Я не виноват, — раздраженно огрызнулся Крид.
Свернувшись калачиком под одеялом, Ганна не могла сдержать улыбку.
— Ты всегда такой злой, когда выздоравливаешь?
— Почти всегда. Я уверен, это передалось по наследству. — И немного помолчав, он тихо заметил: — Полагаю, придется перейти на курение кинникинника.
