Саманта Джеймс - Пророчество любви
И Меррик ждал… ждал… — пока были силы ждать.
Когда розовый закат окрасил верхушки деревьев, он приказал седлать своего скакуна. Рыцарь искал Алану повсюду, в лесах, на полях, но нигде ее не было.
Гнев жег ему сердце при мысли, что саксонка сбежала и никогда не вернется.
Меррик был неподалеку от недавно выстроенных деревянных укреплений замка, когда вдруг увидел кота. Седрик! Кот сидел посередине проложенной дороги. Подергивая хвостом, он поднял голову, как бы смело и гордо бросая вызов лорду — совсем как его хозяйка! Меррик остановил коня, поглядывая на Седрика. Кот встал.
На мгновение между ними возникло странное напряжение. Однако кот не зашипел и не убежал, как того ожидал Меррик. Седрик остался на месте, помахивая хвостом.
Челюсти рыцаря сжались. Во имя всех святых, лорд готов был поверить, что это чертово создание ожидало, когда он появится.
Меррик послал коня вперед. Когда рыцарь приблизился, кот преспокойно развернулся и неторопливо сошел с дороги. Меррик последовал за ним, влекомый неведомой силой и не имея желания ей противиться. Он отпустил поводья, но конь продолжал идти за Седриком. Кот по узкой извилистой тропинке направлялся вниз, к скалам на берегу моря.
Сначала Меррику показалось, что широкая полоса берега пустынна. Ветер доносил острый солоноватый запах водорослей. На вершине утеса в гордом величии высился Бринвальд.
Вдруг Меррик увидел Алану. Она стояла у подножия огромной скалы, неподвижная, как статуя, только ветер развевал шелковистую массу роскошных волос, словно золотистое знамя. Ее взгляд был устремлен в просторы бурного моря. Кипящей пеной волны разбивались об утес, высоко вздымаясь и рассыпаясь на множество брызг. Алана не двигалась. Воздух был холодным и влажным. Меррик помедлил. Его охватили противоречивые чувства.
Предостережение Женевьевы еще звучало в ушах. Должен ли он уехать и оставить саксонку одну? Умом он понимал, что Женевьева права. Алана сейчас не нуждалась в нем и не хотела с ним быть. Однако потребность держать ее в своих объятиях и чувствовать нежность и теплоту хрупкого тела стала вдруг непреодолимой.
Он снова послал коня вперед. Расстояние сокращалось, и сердце рыцаря странно сжималось. Профиль Аланы гордо вырисовывался на фоне скалы. Она казалась одинокой, как ветер.
Он остановился. Узкие плечи Аланы приподнялись. Она уже знала, что он рядом, и ей это явно не нравилось. Губы Меррика угрюмо сжались. Рыцарь остался сидеть в седле, сохраняя молчание.
Не глядя на него, она заговорила:
— Как ты нашел меня?
Уголки его рта приподнялись в слабой улыбке.
— Седрик привел меня к тебе.
Алана повернулась, не в силах сдержать удивление. Затем ее ресницы снова опустились, быстро прикрыв глаза, чтобы спрятать мысли. Меррику показалось, жизнь покинула ее, и в тот момент, когда она собиралась снова устремить взор на море, все чувства и мысли саксонки вдруг открылись ему, и Меррик проникся ее болью. Никогда прежде не ощущал он такой опустошенности.
Рыцарь сжал поводья в кулаках, едва сдерживаясь, чтобы не спрыгнуть с коня и не заключить ее в объятия, бросившись к ней. Он спокойно позвал:
— Саксонка. Молчание.
Меррик спешился и, подойдя, положил руки ей на плечи. Она сжалась под его ладонями. Он подавил раздражение.
Рыцарь заговорил:
— Становится холодно, саксонка, к тому же ветер… Ты должна позаботиться о себе… и о ребенке, — он коснулся губами спутанной массы ее волос. — Вернись со мной в замок.
Она низко склонила голову, ничего не ответив, но Меррик не ощущал ее сопротивления, когда вел к своему скакуну и усаживал в седло перед собой.
Оказавшись снова в Бринвальде, Алана едва прикоснулась к принесенной в спальню еде. Позднее она стояла у окна, глядя на лунный диск в ночном небе. Ее молчаливость беспокоила Меррика, это было ей вовсе несвойственно прежде. С мрачным выражением лица лорд подошел к Алане, остановился за ее спиной, взял за локоть и повернул к себе. Косточками пальцев провел он по щеке молодой саксонки.
— Женевьева сказала, что я должен на время оставить тебя в покое, — тихо произнес он, — и я держался в стороне, Я оставил тебя одну, Алана, потому что считал, Женевьева лучше знает, как в таких случаях следует поступать, но… — голос рыцаря стал еще тише, — если ты горюешь об Обри, почему не плачешь?
Алана задержала дыхание. Она не ожидала от Меррика такой прямоты. К ее ужасу, слезы мгновенно навернулись ей на глаза — слезы, которые до сих пор она не осмеливалась пролить. Алана зажала рот рукой и зубами впилась в кисть, молясь, чтобы боль придала силы. Она старалась заглушить рыдания, но Меррик не позволил ей отвернуться от него. Он взял руки Аланы и положил себе на грудь.
Она судорожно вздрагивала.
— Когда я плачу, ты спрашиваешь меня, почему я плачу. А когда не плачу, ты спрашиваешь, почему не плачу.
Меррик пристально смотрел ей в лицо.
— Ты боишься показаться мне слабой? Глаза Аланы метнулись к его лицу, но тут же скользнули в сторону.
— Не отвечай! Я и так знаю, боишься! — улыбка коснулась его губ. — У тебя нет щита и меча, но ты побеждаешь меня, саксонка, в битве, которую я, кажется, никогда не смогу выиграть, — его улыбка поблекла. — Мне хотелось бы, чтоб все было иначе, — тихо произнес он. — И чтобы Обри не умирал… Я знаю, ты считаешь меня жестоким, и, наверное, так оно и есть. Я не хотел позволить тебе навещать старика и теперь понимаю, как ранила тебя его смерть.
Глаза рыцаря потемнели, голос звучал тихо и напряженно.
— Если бы я мог изменить что-либо, то сделал бы все возможное. Если бы я мог взять твою боль себе, саксонка, я бы сделал это. Но я не могу, и предлагаю лишь то утешение, которое могу дать, если только ты мне позволишь.
Губы Аланы задрожали. Она не хотела, чтобы Меррик был нежным и мягким, потому что тогда ей было бы трудно его ненавидеть! И все же, как ни хотелось ей ненавидеть Меррика… ненависти к нему у нее не было.
Огромная волна сердечной боли обрушилась на Алану. Она вцепилась в его рубаху.
— Сначала умерла моя мать, — сказала она приглушенным голосом, — потом отец, а теперь Обри. Разве ты не понимаешь?.. Теперь у меня никого нет… никого! — из груди вырвался один сухой скрежещущий звук, потом другой, как будто рушилась какая-то стена.
Она начала всхлипывать. Беспомощно. Безудержно.
Меррик наклонился и заключил ее в объятия. Потом отнес на кровать. Он испытывал к ней глубокое сострадание, потому что глубина отчаяния саксонки не могла его не тронуть. Желание утешить и защитить вихрем пронеслось в его душе. Она слабо цеплялась за него. Прижав к себе ее вздрагивающее тело, он гладил ей волосы и осушал поцелуями нескончаемые потоки слез. Сердце у него разрывалось от боли. А когда она перестала плакать, Меррик раздел ее и разделся сам и снова привлек Алану к себе, положив ее голову на свое плечо. Она лежала рядом, измученная, придавленная отчаянием.
