Эми Фетцер - Невеста рыцаря
Коннал добавил к куче хвороста несколько палок, и Шинид взмахом руки зажгла костер.
— Хорошо, что я об этом узнал.
— Что же хорошего? Ты боишься, что я тебя околдую? — с улыбкой спросила она.
Взгляд его говорил о том, что она попала в точку. Шинид покачала головой.
— Чувства и эмоции — это проявления свободной воли. Если человек их не показывает, я не могу его изменить. Внутри он останется прежним. Тебе дано читать мысли человека, а мне — нет.
— Вот и хорошо. Ни один мужчина не хочет, чтобы женщина была сильнее его, — заявил он, не подумав, и, взглянув на нее, улыбнулся простодушно-виноватой улыбкой. — Я вот часто в последнее время спрашиваю себя, как я могу быть равным тебе, если ты умеешь повелевать стихиями, а я — нет? — Коннал спустился на колено и подбросил хворосту в костер. — С тех пор как я был мальчишкой, я ненавидел все это чертово колдовство. В твоих руках была могучая сила — ты могла изменять жизнь к лучшему, а пользовалась ты ею только для игры.
— Я тогда была ребенком и не знала ничего, кроме игры.
— Я не мог стряхнуть с себя эти воспоминания. До некоторых пор.
Шинид нахмурилась и подошла к нему вплотную. — И что заставило тебя изменить свое отношение?
— То, что я увидел. Ты не играешь в колдунью. Ты пользуешься магией для блага людей тогда, когда они теряют последнюю надежду.
— Вот как? Значит, когда ты увидел все своими глазами, ты поверил, а когда я говорила тебе об этом, считал, что я лгу?
Коннал помолчал и, опустив голову, признался:
— Да, раньше я тебе не доверял.
— Недоверие было взаимным.
Он бросал хворост в костер, избегая смотреть ей в глаза. Он знал, что в них стоит вопрос. А может ли он сейчас ей довериться?
Она не стала спрашивать его ни о чем, просто, когда он поднялся, положила ладони ему на грудь, и Конналу вдруг показалось, что ладони ее прожигают его насквозь. Все его чувства резко обострились. Образы мелькали перед его глазами, воспоминания наслаивались одно на другое. Внутри ее была «дверь», закрытая «дверь», ждущая, чтобы ее открыли, и все же она колебалась, искала повод, чтобы не отпирать ее. Он чувствовал, как усилилось биение ее сердца, он чувствовал, как между ними возникает почти зримая связь. Она прижалась к нему.
— Поговори со мной, Коннал.
Черты лица его стали жестче. Вход воспрещен, говорил ей этот взгляд.
— Ты не даешь мне узнать самую сокровенную суть тебя, сторожишь ее, как верный пес сторожит имущество господина, — обиженно сказала Шинид. — Ты покидал Ирландию в гневе, и я об этом знаю. Ты бросил свой меч к ногам отца и поклялся никогда не возвращаться. Но ты вернулся, и Ирландия приняла тебя как сына… А ты говоришь и ведешь себя так, будто твоя жизнь давно кончена. Он отступил от нее.
— Так и есть.
— Но как же я? Я должна считать, что и моя жизнь окончена тоже?
Ее вопрос поразил Коннала. Он смотрел в огонь и думал. Шинид была его женой, даже если не знала об этом, и она заслуживала того, чтобы получить честный ответ. Коннал, вздохнув, опустил голову. Он никогда еще никому об этом не рассказывал. Как она воспримет его слова? Быть может, узнай она его тайну, и та тонкая нить понимания, что протянулась между ними, разорвется? И тогда все исчезнет: нежность, трепетные взгляды — все. Но он очень хотел, чтобы она поняла, отчего он убежал из страны, отчего родина стала ему чужой, такой же чужой, как семья, в которой он вырос.
Но ставка была слишком велика. На кону стояла его гордость.
— Коннал… — Она чувствовала его напряжение. Она видела, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулаки. Костер горел неровным и тревожным оранжевым светом. Шинид протянула к нему руку, но не посмела коснуться. — Клянусь, я не стану судить тебя. Я просто должна знать, что так глубоко тебя ранило.
Она говорила тихо и нежно, и голос ее был как материнская ласка, как зов родины, по которой он так тосковал. Горло его пересохло, но когда он смог заговорить, голос его зазвучал тихо и хрипло:
— В тот день мне исполнилось семнадцать. Я только что был посвящен в рыцари и жаждал поскорее применить свой меч в ратных подвигах. — Он усмехнулся. — Но тогда все мои битвы были еще впереди. Ни один враг не был убит мной во имя служения королю. — Коннал потер лицо, провел рукой по волосам и подпер ладонью щеку. — Я произнес слова присяги, я говорил то, что они хотели услышать. Что я мечтаю сражаться за правое дело. Что я хочу стать настоящим мужчиной и воином. Но в глубине души я боялся, что при первых ударах клинка о клинок я обмочусь и латы мои заржавеют. — Он засмеялся невесело, избегая смотреть на нее. — Гейлен полагал, что мне стоит подождать. Но я ждать не стал. Я хотел доказать себе, что я взрослый. Сам король Генрих посвятил меня в рыцари. Лучшие рыцари королевства обучали меня ратному делу. Я получил хорошее образование, куда лучшее, чем большинство моих друзей. И я был сильнее и выше большинства моих товарищей. — Коннал запрокинул голову. Ему показалось, что сердце его кровоточит. — Я был тогда неуклюжим, и по ночам, когда все спали, я тренировался, таская ведра с водой, но не по земле, а по тонкому бревну. Я делал это потому, что Гейлен говорил, что такие упражнения сделали его гибким. Я тренировался с упорством, достойным лучшего применения. Я наполнял ведра камнями, чтобы стать сильнее. Я не хотел упасть на задницу в первой же битве. Я ни перед чем бы не постоял, лишь бы стать похожим на Гейлена. Он был моим отцом, и я любил его. Я уважал его за то, кем он был, и за то, каким он себя сделал.
— И ты хотел стать таким же?
— Да. — Коннал повернулся и облокотился спиной о ствол. — Я думал, что вернусь, когда наступит срок, и займу его место, ведь я его наследник. Он сказал, что я наследую ему по праву, ибо во мне течет королевская кровь. — Коннал горько усмехнулся, оттолкнулся от дерева и нервно заходил около костра. Остановившись, он взглянул на Шинид. — Я слышал, как он спорил с моей… матерью. Она настаивала на том, что мне не следует говорить. О чем, я тогда не знал. Гейлен же полагал, что для меня будет лучше, если я узнаю правду, ибо если кто-то проведает об этом раньше меня, то сможет обвинить их всех в подлоге и тогда меня лишат звания рыцаря. Он считал, что я должен быть готов к такому повороту событий.
— Рианнон, — прошептала Шинид. Она и сама не знала, как догадалась.
— Да, — с горечью кивнул Коннал. — Она моя настоящая мать.
— Как такое могло случиться? Я не понимаю.
— Чего же тут непонятного? — с презрительной усмешкой спросил он. — Она родила меня в аббатстве и отдала Сиобейн, чтобы та вырастила меня. Как видишь, во мне нет ни капли крови короля Тайрона. Или его жены. Я не имею права называться принцем.
