Анна Кэмпбелл - Пленница греха
Но видит Бог, сегодня ночью она узнает, что это такое. Она будет испытывать их один за другим. Вновь и вновь. До тех пор, пока они оба в полном изнеможении не рухнут на постель.
Голова ее откинулась, грудь подалась вперед, глаза, блеснув, закрылись, и губы раскрылись, чтобы выпустить хриплый стон, когда он снова стал ласкать ее там, на этот раз более целенаправленно. Он увеличивал давление. Она дрожала, ион чувствовал жжение там, где она вонзалась в его спину ногтями.
Гидеон наслаждался, глядя на нее. Ее бедра сжимались вокруг его руки, Чариз дрожала, как в лихорадке. Горячая влага потекла у него по пальцам, ее возбуждающий запах щекотал ноздри.
В этот момент Чариз была необычайно красива.
Чариз наконец перестала дрожать и открыла глаза.
— Гидеон?
Голос ее звучал хрипло. Он неохотно убрал руку.
— С тобой все в порядке?
— Я… я думаю, да. Что это было?
Он тихо засмеялся.
— Легкий привкус того, что еще будет, дорогая.
Гидеон заключил ее в объятия, поцеловал.
— Время пришло, жена.
Он знал, что не имеет на это права. Но сейчас ни Бог, ни дьявол не могли бы его остановить. Мир украл у него так много. Но этого у него не украсть.
Гидеон ногой распахнул дверь. Она с шумом ударилась о стену.
Гидеон подошел к кровати и осторожно положил свою драгоценную ношу на постель. Он думал, что она закроет руками грудь или низ живота, но она лежала неподвижно.
Совершенство.
— Время остановилось. Он пил глазами ее красоту. На ней по-прежнему были чулки и бальные туфельки с атласными ленточками, обвязанными вокруг стройных лодыжек.
— Почему ты улыбаешься?
Он даже не осознавал того, что улыбается.
— Нет конца вооружению англичанок. Я забыл снять твои чертовы туфли.
К его удивлению и восторгу, она приподняла ножку и повернула носок в его направлении. Он успел ухватить взглядом темные тайны между ее ногами. Что вызвало немедленную реакцию его детородного органа. Он стиснул зубы, борясь с желанием. На этот раз он все сделает правильно. А для этого надо хоть отчасти владеть собой.
— Почему бы тебе их не снять прямо сейчас?
Он не позволит, чтобы все было так, как она пожелает. Улыбка его стала шире и хитрее.
— Позже.
Он рывком расстегнул брюки. Глаза ее округлились. Она облизнула губы. Он возбудился еще сильнее, сердце бешено колотилось.
Гидеон разделся. Он не раздевался перед женщиной очень и очень давно.
Чариз смотрела на него с восхищением. Уму непостижимо. Он едва ли был воплощением мечты юной девушки, если принять во внимание его шрамы и уродливые руки, но сейчас знакомое чувство презрения к себе не могло одержать над ним верх. Не сейчас, когда женщина, которую он любит, смотрит на него влюбленными глазами.
Она подвинулась ближе к изголовью и приподнялась на подушках. На губах ее играла улыбка.
Она протянула ему руку.
— Иди в постель, Гидеон.
Глава 20
Выражение лица Гидеона в тот момент, когда он смотрел на протянутую ему руку, надрывало ей сердце.
Мир был к нему чудовищно несправедлив. Он был надломлен. И даже сейчас, когда она предельно ясно показала ему, как любит и как хочет его, он продолжал относиться к ней с недоверием.
В неярком свете свечей его ужасные шрамы были не слишком заметны, зато отчетливее очерчивался силуэт его мускулистого и сильного худощавого тела, его грация, его рост. Несмотря ни на какие пытки, набобу и его приспешникам не удалось лишить его красоты. Взгляд ее упал на его мощные бедра и восставшую плоть между ними.
— Иди ко мне, мой родной, — еле слышно повторила она.
Он больше не колебался. Он лег на нее, удерживаясь на локтях. Она выгнулась ему навстречу и поцеловала его. Он застонал и вернул ей поцелуй, вскоре взяв инициативу в свои руки.
Его поцелуи все еще обладали для нее притягательной новизной, они дарили ей восторг и не переставали удивлять.
Ее руки опустились ниже, коснулись его твердых ягодиц. Он замер, и бедра его толкнулись вперед, вдавливая его отвердевшую плоть в ее живот.
Чариз подалась ему навстречу.
— О! — вскрикнула она, сжимая его ягодицы.
— Тебе понравится то, что произойдет дальше. Обещаю, но, пожалуйста, поторопись.
— Ни за что.
Она нетерпеливо вскрикнула, но крик ее превратился в страстный стон, когда он нежно прикусил кожу ее живота. Она не знала, что тело ее способно реагировать так остро.
— Гидеон! — возмущенно воскликнула Чариз.
Он раздвинул ее ноги и прикоснулся к ней губами… там.
Не может быть, чтобы мужчина делал такое с женщиной. Не может быть…
Но эта мысль обратилась в пепел, когда губы его начали движение. Она почувствовала влагу, жар, подсасывание. Нежное трение его волос между ее бедрами. Царапанье щетины на нежной коже.
Рот его такой жаркий.
Неужели это его язык? Там? Надо оттолкнуть его, потребовать, чтобы он прекратил. Чариз буквально вцепилась в простыню. Ни одна порядочная женщина не стала бы терпеть таких противоестественных ласк. Может, это какое-то загадочное индийское извращение?
Она должна настоять на том, чтобы он прекратил это.
Не сейчас. Чуть позже.
Эксцентричность, противоестественность того, что он делал, вводили ее в ступор, заставляли сохранять неподвижность под его натиском. Ее изумление уступило место любопытству.
Нет! Она не могла наслаждаться этим ненормальным актом. Чариз попыталась вырваться, но Гидеон крепко держал ее за бедра.
— Гидеон, прекрати.
Чариз чувствовала, с какой неохотой он отпустил ее, убрал губы с того сверхчувствительного бугорка. Он поцеловал дрожащую плоть ее с внутренней стороны бедра.
Наконец он отпустил ее. Неужели то, что сейчас испытала она, называется разочарованием? Если это так, то она лишила себя того же, чего лишила и его.
— Тсс, — прошептал Гидеон, не поднимая глаз. — Доверься мне, Чариз.
Он не стал ждать от нее ответа. Язык его сделал резкий выпад. В самую точку.
Тело Чариз свело от желания, когда он с силой втянул в рот этот бугорок. Смущенная, Чариз почувствовала, что между ногами собирается влага.
Похоже, он не имел ничего против бесконтрольной реакции ее тела, хотя, должно быть, чувствовал соки ее тела на своих губах. Такая интимность пугала Чариз. Но у нее не хватало воли отодвинуться, потребовать, чтобы он оставил ее.
Удовлетворенный стон вырвался у него из горла, когда он лизнул ее. Она никогда не слышала ничего более непристойного и более сладострастного. Горло ее сжал спазм возмущения, но в это время жар вновь сгустился у нее между ног.
