Сара Маклейн - Распутник
— И правда здорово, да?
Пенелопа улыбнулась, но что-то в ее взгляде не понравилось Майклу — что-то, похожее на грусть. И виноват в этом только он. До него она была намного счастливее. До него она улыбалась и смеялась, и играла со своими сестрами в разные игры, не вспоминая о своей невезучей судьбе.
Пенелопа подошла к кушетке, и он встал ей навстречу.
— Я бы никогда не оставил мою Пенелопу на годы. Испугался бы, что кто-нибудь ее у меня отнимет.
Теща на другом конце комнаты громко вздохнула, а новоиспеченные сестры расхохотались. Майкл поднес руку Пенелопы к губам и легонько поцеловал.
Оливия тем временем объявила:
— Лорд Борн, ваша очередь!
Он не отводил взгляда от Пенелопы.
— Боюсь, становится поздно. Пожалуй, я отвезу жену домой.
Леди Нидэм вскочила на ноги. С ее колен, тявкнув, свалилась маленькая собачка.
— О, побудьте еще немножко! Мы все так рады вашему визиту!
Майкл взглянул на Пенелопу, желая только одного — утащить ее обратно в свою преисподнюю, но оставляя право решать за ней. Она повернулась к матери:
— Лорд Борн прав. — Его охватило ликование. — День был долгим. Я хочу домой.
С ним.
Ликование захлестнуло его, и он с трудом подавил порыв перекинуть ее через плечо и унести из комнаты. Сегодня ночью она позволит прикоснуться к себе. Добиваться себя.
В этом он был уверен.
Завтрашний день остается под вопросом, но сегодня... сегодня ночью она будет его.
Даже если он этого не заслуживает.
«Дорогой М.!
Сегодня Виктория и Валери вышли замуж за весьма посредственных мужей. Двойная свадьба. У меня нет никаких сомнений — их возможности были ограничены из-за моего скандала, и я с трудом могу проглотить гнев и несправедливость всего этого.
Кажется таким нечестным, что одни из нас получают жизнь, наполненную счастьем, любовью и чувством товарищества, и всем тем, о чем нам даже мечтать не велят, потому что это встречается слишком редко, и это вовсе не то, чего следует ожидать от доброго английского брака.
Я знаю, что зависть — это грех и страстные желания тоже. Но не могу перестать хотеть того, что есть у других. И для себя, и для моих сестер.
Без подписи.
Долби-Хаус, июнь 1825 года».
Письмо не отослано.
Она начинает влюбляться в собственного мужа.
Пугающее осознание пришло, когда он помог ей забраться в карету, сел рядом и дважды стукнул по крыше, давая сигнал кучеру.
Она влюблялась в ту его часть, что каталась на коньках, играла в шарады, дразнила ее игрой слов и улыбалась так, будто она единственная женщина на земле. Она влюблялась в доброту, прятавшуюся под грубоватой внешностью.
А какая-то ее часть, скрытая и незаметная, начинала любить и все остальное в нем. Она не знала, как умудрилась полюбить его целиком. Его слишком много. Пенелопа вздрогнула.
— Замерзла? — спросил он, уже укутывая ее одеялом.
— Да, — соврала она, прижимая к себе шерстяное одеяло и пытаясь не забыть, что этот мужчина, этот самый добрый, заботливый человек, беспокоящийся о ее удобстве, — это всего лишь одна сторона ее мужа.
Та, которую она любит.
— Скоро будем дома, — пообещал он, придвигаясь ближе и обнимая ее за плечи теплой, словно стальной рукой. Как она любит его прикосновения! — Тебе понравился сегодняшний день?
Все в ней затрепетало — вопрос прозвучал как обещание, и щеки ее невольно порозовели, как она ни старалась отдалиться от него и чувств, которые он в ней вызывал.
— Да. Играть в шарады с моими сестрами всегда весело.
— Мне твои сестры понравились. — В темноте это прозвучало совсем негромко, скорее пророкотало. — Я с радостью принял участие в игре.
— Я думаю, они обрадовались, что у них появился брат, который им по душе, — отозвалась Пенелопа, думая о своих зятьях. — Мужья Виктории и Валери менее интересны.
— Мне понравилось играть в шарады. Все равно что стать частью семьи, — неожиданно признался ее муж.
Это прозвучало так искренне и так неожиданно, что на глаза Пенелопы навернулись непрошеные слезы. Она поморгала, прогоняя их, и сказала просто:
— Тебе всегда будут рады у моих сестер, милорд. Я уверена, что обе они с удовольствием примут тебя как брата... да еще учитывая твою дружбу с лордом Тоттенхемом и... — Пенелопа внезапно замолчала.
— И? — подтолкнул ее он.
Она вздохнула.
— И тем, что ты можешь помешать Пиппе стать леди Каслтон.
Майкл тоже вздохнул, откинул голову на спинку сиденья.
— Пенелопа... не так-то это просто.
Она замерла. Высвободилась из его объятий и сразу ощутила холод.
— Ты имеешь в виду это не послужит твоим целям?
— Не послужит.
— Почему для тебя так важно быстрее выдать их замуж? — Он молчал, и Пенелопа сама заполнила молчание: — Я пыталась понять, Майкл... но не вижу смысла. Как одно связано с другим? У тебя уже есть доказательство того, что Томми незаконнорожденный... — И внезапно поняла. — У тебя его еще нет, верно?
Он не отвел глаз, но и не сказал ничего. В голове у нее вихрились мысли, она пыталась уловить смысл соглашения, того, как это все было организовано, логики происходящего. А собственно, кто участники этого договора?
— У тебя его нет, оно у моего отца. И ты расплатишься с ним тем, что выдашь замуж его дочерей. Товарообмен.
— Пенелопа... — Он подался к ней.
Она прижалась к дверце кареты, отодвинувшись от него как можно дальше.
— Будешь отрицать?
Он оцепенел.
— Нет.
— Значит, вот оно что, — с горечью произнесла она. — Мой отец и мой муж вступили в заговор, чтобы сбыть с рук и моих сестер, и меня. Ничего не меняется. И выбор прост, да? Или репутация моих сестер, или друга. Или один, или другие.
— Сначала так оно и было, — согласился он. — Но сейчас... Пенелопа, я не позволю погубить твоих сестер.
Она вскинула бровь.
— Простите, что я вам не верю, милорд, поскольку с момента нашей встречи вы слишком часто угрожали этим самым репутациям.
— Больше никаких угроз. Я хочу, чтобы они были счастливы. Чтобы ты была счастлива.
Он может сделать ее счастливой. Звучит заманчиво. Мысль пронеслась в голове, и у Пенелопы не возникло ни тени сомнения. Этот мужчина умеет сосредоточиться только на чем-то одном, и если он решит наполнить ее жизнь счастьем, то непременно преуспеет. Но это на карту не поставлено.
— Отомстить ты хочешь больше.
— Я хочу и того, и другого. Я хочу получить все.
Пенелопа, внезапно почувствовав раздражение, отвернулась и заговорила в окно кареты:
