Маргарет Портер - Опасные забавы
Розали продолжала неотступно следить за своими бывшими коллегами, и Джервас ощутил себя соучастником преступления. Вероятно, он виновен не менее Бекмана. Женившись на ней, он поступил как законченный эгоист. Он запер этого воздушного эльфа в золотую клетку. Теперь она прикована к земле и лишена свободы. А в будущем сможет его возненавидеть.
Однако Джервас испытал облегчение, не почувствовав враждебности в поведении жены, когда они сели в карету и направились по освещенным фонарями улицам к себе, в Парк-Лейн. Она немного прикорнула, положив голову ему на плечо, и это еще более успокоило его.
– Спасибо, что ты взял меня в театр, – прошептала она. – Но вряд ли я стану часто просить тебя об этом.
– Неужели тебе было так больно?
– Да. Опера, на мой взгляд, не слишком удачная, а балет Армана и того хуже. Артисты, видимо, и сами это знают.
– А я подумал, что ты к ним ревнуешь.
– О нет, – возразила она. – Мне просто жаль.
Потрепав ее кудри, он сказал:
– Я восхищался, видя тебя в ролях русалок, волшебниц, богинь и нимф, но больше всего ты мне нравишься в роли герцогини.
Она вздохнула и спокойно откликнулась:
– Cher Джервас, ты всегда говоришь мне то, что я хочу услышать в эту минуту.
16
Чарующий меня принадлежит не только мне.
Уильям КауперДевятнадцатого июня, в день торжественного приема в Карлтон-Хаус у Розали было отвратительное настроение. Джервас, научившийся успокаивать жену и развеивать ее страхи, решил на время оставить ее одну и поехать с Нинианом в Гринвич. Он думал, что так ей станет легче, но в их отсутствие она очень скучала. Они вернулись через несколько часов после обеда и узнали, что она еще занята с мадам Феррье и примеряет только что сшитое бальное платье.
Его легкий, полупрозрачный бирюзовый шелк был щедро украшен золотыми узорами, а по краям француженка выткала цепочки из миниатюрных золотистых раковин. Портниха доставила удовольствие Розали, сказав, что это самый восхитительный наряд, который она когда-либо шила, и его должен по достоинству оценить граф де Лиль, некоронованный брат Людовика Шестнадцатого.
– В таком платье могла бы появиться и сама Мария-Антуанетта, – проговорила Розали, и от этого комплимента портниха чуть было не прослезилась.
– Когда вы увидите нашего короля, Madame la Duchesse, передайте ему, что все роялисты молятся за восстановление монархии. Какой позор для Франции, что он вынужден жить в изгнании, а этот корсиканский usurpateur[61] претендует на роль нашего правителя!
Мадам Феррье долгие годы работала костюмершей в театре и умела причесывать не хуже, чем шить. Она сделала из волнистых локонов Розали замысловатую прическу, украсив ее большим топазом и алмазным полумесяцем. Она подавала Розали сверкающие части парюра и прикалывала их одну за другой к ее волосам.
К девяти часам вечера кареты с более чем двумя тысячами приглашенных заполнили улицы Мейфэр. Движению мешали толпы собравшихся на улице горожан. Они с любопытством наблюдали за торжественной процессией. Джервас предпочел подождать до десяти часов и лишь потом вызвал свою карету. К этому времени Розали была уже вне себя от нетерпения.
Ниниану разрешили лечь спать попозже, чтобы он смог увидеть их выезд. Он внимательно осмотрел парадный черный бархатный костюм Джерваса с серебряными кружевами, его белые атласные бриджи до колен и шелковый жилет.
– Ты никогда не выглядел столь настоящим герцогом, – почтительно заметил мальчик. – Можно мне потрогать твою саблю?
– Разумеется, нет, – без колебаний ответил Джервас.
– А почему Розали надела ожерелье тети Элизабет и ее серьги? – полюбопытствовал Ниниан.
– Потому что я попросил ее об этом. Розали, стоявшая у трюмо, повернулась к ним.
– Разве эти топазы принадлежат твоей матери?
– После смерти отца они стали моей собственностью. Ты можешь пользоваться ими всю мою жизнь, а когда я умру, они достанутся нашему старшему сыну.
Он взял свою складную шляпу, сунул ее под мышку и подал другую руку жене.
После нелегкого путешествия по освещенным фонарями улицам карета доставила своих пассажиров к портику с колоннадой в Карлтон-Хаус.
Джервас и Розали проследовали по парадному ходу и, миновав Малиновую гостиную, присоединились к огромной толпе изысканно одетых гостей. Джентльмены были облачены в бархат и атлас, а на военных мундирах блистали ордена и украшения. Дамы появились в шелковых и атласных вечерних платьях, отдав в массе своей предпочтение белому цвету. На этом фоне ярко выделялось голубовато-зеленое платье Розали. Тиары из драгоценностей венчали высокие женские прически, и Розали поразило изобилие изумрудов, рубинов и аметистов, добытых из недр земли для украшения шей и запястий английских аристократок.
Джервас провел ее через Круглую комнату, Тронный зал и Розовый атласный зал. Во всех них собралось много людей. Оркестр непрерывно играл, но места для танцев было недостаточно и музыку заглушал шум нескольких тысяч голосов. Розали не знала никого из приглашенных, хотя муж постарался исправить это упущение, поминутно представляя ее разным лордам и леди.
– Неужели ты знаком со всеми ними? – спросила она его, когда они вошли в другую комнату.
– Нет, – засмеялся он. – Да я бы этого и не хотел. Идем скорее, я должен представить тебя его королевскому высочеству.
Принц-регент принимал своих гостей в Синем бархатном зале. Его лазурные драпировки, ковер и шелковые чехлы кресел были изящно отделаны золотыми лилиями и вполне подходили изгнанным Бурбонам.
Розали сделала реверанс хозяину дворца. Он оказался очень похож на карикатуры, которые она видела в витринах магазинов. Его алый с золотым кружевом костюм и сверкающая звезда означали, что он – кавалер Ордена Подвязки.
Регент приветствовал Розали лучезарной улыбкой, от которой его пухлые розовые щеки еще больше расплылись.
– Как приятно, что столь очаровательная молодая особа вышла замуж за представителя нашей знати. Насколько я понимаю, вы родились во Франции, во всяком случае, мне так говорили.
– Да, – подтвердила она.
– Позвольте мне представить вас моему почетному гостю, графу де Лиль. – Повернувшись к грузному человеку, стоявшему рядом с ним, он произнес: – Месье, это одна из ваших соотечественниц, герцогиня Солуэй.
Граф с пониманием склонил свою голову в напудренном парике. Ему мешали тучность и подагра, и потому он двигался медленно и с явным трудом.
– Et voire famille, Madame la Duchesse?[62] – Джервас не дал ей ответить, пояснив:
– Отец моей жены был англичанином, а ее мать – Дельфина де Барант.
