Эрика Ридли - Греховный поцелуй
— Почему дядя Лайонкрофт сделал это? — спросила Ребекка плаксивым голосом. — Почему он убил моего папу?
— Он… — начала было Эванджелина и осеклась.
— Я ненавижу его, — закричала Ребекка. — Я ненавижу его за то, что он убил моего папу!
Она швырнула свою куклу через комнату. Когда фарфоровая головка ударилась об угол книжного шкафа и разлетелась на куски, Ребекка ударилась в слезы. Эванджелина поспешила к ней и взяла ее на руки.
— Ребекка, — сказала она тихо, приглаживая светлые кудри, — твой отец…
— Был чертовым святым, — послышалось тихое ворчанье из открытой двери.
Эванджелина бросила взгляд на высокую напряженную фигуру Лайонкрофта, на его лицо, искаженное гневом.
— Я только…
— Позволили моим племянницам считать, что я убил их отца. Как мило с вашей стороны. Я был болваном, когда понадеялся на лучшее.
Он круто повернулся и скрылся в тени.
Как ей было извиниться перед ним, объяснить, что он стал жертвой недоразумения?
Эванджелина поискала его в гостиной, в библиотеке, потом вспомнила, что у него есть студия.
Она постучала в закрытую дверь, но ответа не последовало. Не ответил он и когда она робко позвала его по имени:
— Гэвин!
Его или не было там, или он не желал ее общества.
Она повернула дверную ручку и вошла.
Большие окна освещали даже дальние углы комнаты. Высокие деревянные мольберты были нагромождены так, что образовывали нечто вроде лабиринта. Возле всех четырех стен стояли прислоненные к ним ряды полотен. На некоторых были изображены ландшафты. В воздухе стоял густой, острый, непривычный запах. Кисти, палитры и наполовину использованные тюбики лежали на столах, покрытых испачканной красками тканью.
В дальнем конце комнаты вполоборота к окну стояла высокая фигура.
Взгляд Гэвина был устремлен на простиравшиеся за окном заросли ежевики.
Эванджелина кашлянула. Он остался неподвижным.
— Я знаю, что вы невиновны, — произнесла она негромко. — До Ребекки просто дошли слухи, и я объяснила ей, что вы этого не делали.
Он не ответил.
— Прошу прощения, — сказала Эванджелина. — Сожалею, что это причинило вам боль.
Он молчал.
— Хотите, чтобы я ушла?
Она видела, как на щеках его заиграли желваки.
— Хотите, чтобы я осталась? Могу я посмотреть портрет Джейн?
Он повернул к ней голову:
— Какое это имеет значение? — В глазах его был холод. — Он не закончен. И никогда не будет закончен. Теперь они в ужасе, оттого что думают, будто я убил их отца, и будут бояться моего общества, не говоря уж о том, что не захотят мне позировать. Роуз увезет их, и я никогда больше их не увижу. Даже на полотне.
Прежде чем она успела ответить, он шагнул к мольберту, перед которым стоял невысокий стул. Рука его взметнулась выше плеча, потом резко опустилась, вне всякого сомнения, к неоконченному портрету Джейн.
— Нет, — закричала Эванджелина и метнулась к нему. Она попыталась заслонить собой еще не просохшее полотно, и ей это удалось.
Он задел ее по щеке краем ладони, и лицо его отразило непомерный ужас.
— О Господи!.. — Голос прозвучал придушенно, а лицо обрело пепельную бледность. — Я вас ударил! О Господи!
— Не смотрите на меня так, Гэвин. Со мной все хорошо.
— Я не хотел вас обидеть, — прошептал он голосом хриплым и прерывающимся. — Я никогда бы не причинил вам вреда.
— Знаю. Вы и не причинили.
Он привлек ее к себе на грудь и яростно впился в губы, едва не расплющив их.
Она прильнула к нему и приоткрыла рот. У него был вкус потрясения, страха, отчаяния. Она вцепилась в твердые мускулы его плеч.
Его язык ласкал ее язык, будто отчаянно пытался что-то найти. Она отвечала тем же: ласкала, покусывала, посасывала. Из его горла вырвалось тихое ворчанье, и он прижал ее ближе и крепче к себе, еще крепче, будто опасался, что, если отпустит, она уйдет. Но Эванджелина была рада бешеной ярости его поцелуев и пыталась сказать ему своим языком, и ртом, и всем телом, что она никогда не оставит его в беде, что она не может видеть его страданий. Она нуждалась в нем, доверяла ему, любила его.
У него перехватило дыхание. Она его любила!
И, будто она произнесла это вслух, его объятия стали нежнее.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Я был… не в себе.
Он снова сгреб ее в объятия, двумя шагами преодолел расстояние до стула перед мольбертом и посадил ее себе на колени. И снова начал целовать, жадно, яростно, будто не мог вынести и минуты, не целуя ее. И она надеялась, что это никогда не кончится. Его мужское естество было горячим и твердым, и она ощущала его бедром. И груди ее заныли под корсетом, а соски приподнялись, соприкасаясь с неподатливой тканью.
— Ласкай меня, — шепотом приказала она, почти не отрываясь от его рта.
На мгновение ей показалось, что он откажется, что она слишком торопит события, и она переместила его руку со своей спины на плечо.
— Здесь? — спросил он, и голос его звучал дразняще, а глаза потемнели от страсти. — Ты хочешь, чтобы я ласкал твои плечи?
— Нет.
Be соски напряглись от предвкушения.
— Ниже. Пожалуйста!
Его ладонь скользнула вниз, поглаживая плечо, потом бок. Его раскрытая ладонь распласталась там, а большой палец оказался мучительно близко от груди.
— Здесь? — спросил он. — Так лучше?
— Я хочу, чтобы ты дотронулся до моей груди.
— О, до твоей груди! — сказал он, и от его плутоватой улыбки у нее участилось сердцебиение. — Я с радостью дотронусь до твоей груди.
Медленно-медленно его пальцы накрыли ее грудь, принялись поглаживать и ласкать. Он завладел ее ртом. Этот поцелуй был жарким и влажным. Пальцы ласкали круговыми движениями ее соски, пока она не изогнулась, молчаливо требуя еще большего. А когда ее изнывающее тело не получило удовлетворения, она произнесла:
— Дотронься до меня так, как ласкал меня в летнем домике.
— Я буду счастлив… исполнить твое желание.
Его голова склонилась к ней, дыхание смешалось с ее дыханием. Зарывшись в его волосы, Эванджелина поцеловала Гэвина. Его дразнящие пальцы оторвались от ее соска и спустились ниже, скользнули по груди, по ребрам, по талии, по бедру. Холодный сквозняк защекотал ее кожу, когда он поднял ее юбку выше, еще выше. Его теплая рука прогулялась по щиколотке, по изгибу икры, вернулась к колену.
Она издала слабый стон, и он поймал его ртом, а его теплая ладонь начала подниматься вверх по внутренней поверхности бедра. Кончики пальцев коснулись влажных волос, скрытых под сорочкой. Внутри у нее все горело и разбухало. Она чуть изменила положение, подалась животом к его пальцам, отчаянно желая ощутить их между ног, где гнездилось и трепетало желание.
