Ханна Хауэлл - Горец-грешник
— Ты знаешь, где эти ублюдки? — спросил он.
— Именно это и подразумевалось в сообщении, которое мы получили. Я собрался было прямиком помчаться туда, но потом решил, что тебе, вероятно, не понравится, если мы не возьмем тебя с собой.
— Очень не понравится. Но ты уверен, что можно доверять твоему информатору?
— До сих пор он не позволял усомниться в его честности.
Торманд посмотрел на Морейн:
— Ты не побоишься остаться здесь?
— Конечно, нет, — ответила она. — Я ведь и раньше часто оставалась одна.
— Но не ночью.
— Здесь достаточно толстая дверь и крепкие запоры, а в случае чего я смогу скрыться в лесу.
— Я бы не стал звать тебя с собой, если бы сомневался в безопасности госпожа Росс, — сказал Саймон. — Никто не знает, что ты здесь, и если все сложится так, как мы рассчитываем, то к утру угроза уже исчезнет.
Морейн проводила мужчин и крепко заперла за ними дверь. Ей очень хотелось верить, что рыцари наконец найдут убийц и либо убьют их на месте, либо заточат в самую глубокую темницу, чтобы потом повесить на главной площади города. Эти чудовища должны ответить за все злодеяния, а Торманд, ее Торманд, сможет наконец возвратиться домой.
Она легла в постель и свернулась калачиком под одеялом. Ей так не хватало рядом большого теплого тела Торманда, но она сказала себе, что надо привыкать снова спать одной. От одной этой мысли на глаза Морейн навернулись слезы. Если этих чудовищ сегодня поймают, ей придется отправиться в свой маленький домик и жить воспоминаниями о неразделенной любви.
Когда слезы, несмотря на все усилия сдержать их, покатились по щекам, Морейн, благо Торманда не было рядом, громко шмыгнула носом. В их взаимоотношениях единственным, кто любил, была она, а Торманд лишь испытывал физическое влечение. Возможно, к ней он был добрее, чем к другим женщинам, но он ни разу не намекнул на какие-либо более сильные чувства, чем желание. Ни слова не было произнесено об их возможном будущем. Она опять станет ухаживать за своими грядками, цветами и пчелами, а Торманд вернется к своим любовницам. Это было больно, но Морейн догадывалась, что и к этому ей придется привыкнуть. Но когда они с Тормандом расстанутся, с ним останется кусочек ее сердца.
— Как к тебе попали эти сведения? — спросил Торманд.
Они провели в пути уже целый час.
— Пришел мальчик и принес записку. Написана неразборчиво, но понять все-таки можно. Старик Джорди сообщил, что однажды видел тех, кого мы ищем. Сказал, что они появляются у расположенного неподалеку от его фермы заброшенного дома.
— До рассвета еще далеко, так что до дома старого Джорди мы доберемся не раньше чем через пару часов.
— Не далековато ли для логова убийц? Я думал, они прячутся ближе к городу.
— У них ведь теперь нет своего дома, не так ли? Может быть, они смогли укрыться только здесь. Я подозреваю, что сейчас эти двое больше беспокоятся о сохранности собственных шкур, чем о том, кого выбрать следующей жертвой.
Торманд поплотнее укутался в плащ, поскольку прохладный влажный ночной воздух пробирал до костей. Ему отчего-то было не по себе, но причины он понять не мог. Возможно, дело было в том, что после стольких смертей, после долгих и утомительных поисков все сейчас казалось подозрительно легким.
— Разве такие изощренные убийцы не предприняли бы всех мер безопасности? — наконец спросил он Саймона.
— У тебя нехорошее предчувствие?
— Как-то слишком просто все заканчивается.
— Ты ожидал схватки?
— Возможно, а может быть, мне просто этого хотелось. Но кажется, мне не удастся скрестить меч с этим Смоллом.
Когда они добрались до лачуги старого Джорди, Торманд понял, что не сможет вернуться к Морейн до восхода солнца. У него возникло огромное желание немедленно развернуть их небольшой отряд и, рискуя загнать коней, отправиться в обратный путь. Интуиция не просто подсказывала ему, она буквально кричала, что впереди ловушка.
Когда заспанный, в ночном колпаке, старый Джорди открыл, гремя тяжелым засовом, дверь, Торманд почувствовал, как его беспокойство перерастает в тревогу. Старик настолько искренне был удивлен появлению Саймона, что стало ясно: визит рыцарей стал для него полной неожиданностью. Взглянув на дрожащего от ночной прохлады старика, Саймон помрачнел — похоже, он тоже заподозрил что-то неладное.
И тут Торманд понял, что ловушка была подстроена не для него и не для их небольшого отряда, а для той, кого они оставили в разрушенном доме. Торманд с трудом подавил желание вскочить на коня и немедленно помчаться обратно. Но стоило по крайней мере выяснить, кто мог написать записку, которая привела их сюда.
— Что-то случилось, сэр? — спросил Джорди Саймона.
— Я думал, ты мне об этом расскажешь, — ответил Саймон. — Разве не ты прислал мне записку с просьбой встретиться здесь?
— С чего бы я стал это делать?
— В твоей записке говорилось, что ты знаешь, где затаились убийцы, за которыми я охочусь.
— Записка? Но, дружище, ты ведь знаешь, я едва умею нацарапать свое имя. Я никак не мог написать вам записку. Если бы возникла нужда сообщить что-то вам, я бы послал одного из своих парней, но писать письмо — нет уж, увольте.
Саймон хотел показать Джорди небрежно нацарапанную записку, но старик покачал головой.
— Входите, сейчас зажгу свечи, тут такая темень.
Вслед за Саймоном Торманд вошел в дом; бросив взгляд назад, он увидел, что кузены, положив ладони на рукояти мечей, расположились вокруг. Наконец старик зажег несколько свечей и поставил их на грубо сколоченный стол, положив рядом внушительного вида тесак. Значит, подумал Торманд, старик не рискнул открывать дверь без оружия. Внутри дом оказался гораздо просторнее, чем можно было предположить по его внешнему виду. Джорди нельзя было назвать бедным пастухом.
Как только зажгли свечи, Саймон протянул Джорди записку, полученную якобы от него. Напряженно выжидая, что скажет старик, Торманд размышлял, в каких отношениях были этот мужчина и Саймон, поскольку лишь немногие обращались к сэру Саймону Иннесу «дружище».
— Я же сказал, что не умею писать, — наконец произнес Джорди, возвращая бумажку Саймону. — Да и читаю-то не слишком хорошо. В любом случае этого я тебе послать не мог.
— Есть какие-нибудь догадки, кто мог это сделать?
— Каракули походят на почерк моей кузины. Эта старая тварь научилась писать, чтобы записывать рецепты своих снадобий, мазей и прочего.
— А где она сейчас?
— Да тут она, к моему несчастью. Явилась позапрошлым вечером, сказала, что принимала роды, что, мол, уже темно, а идти далеко, вот заночевала у меня. Разве мог я отказать? Только вот непонятно, почему она еще на одну ночь осталась. — Он сердито указал на узкую лестницу, ведущую на второй этаж. — Сказала, что хочет поискать кое-какие травы на моих пастбищах. Не могу утверждать, что я ей поверил. — Он повернулся к Саймону: — Так о чем там говорится?
