Мэдлин Хантер - Неисправимый грешник
Данте был рад, что Флер пыталась понять самые важные моменты, даже если она иногда переоценивала их значение. Когда она посмотрела на Данте Дюклерка, его оптимизм ослепил ее.
– Если это все, что он смог тебе рассказать, то это не слишком интересно. Было что-либо еще?
– Кое-что. – Данте не был уверен, что хочет затрагивать остальные моменты. Во всяком случае, сейчас. На этом ложе.
– Мне очень любопытно, так что ты должен рассказать.
Он снова погладил ее по плечу и отвернул лицо в сторону, чтобы не видеть ее реакции. Хотя и не был уверен, что это ему удастся.
– Еще он обнаружил, что Фартингстоун и Сиддел связаны друг с другом. Не слишком тесно, и это, возможно, ни о чем не говорит.
Она некоторое время молчала.
– Ты просил его навести справки о мистере Сидделе, Данте?
– Я спросил его, имеет ли он основание думать, что они друзья.
– Они не друзья.
– Флер, твой отчим узнал, что ты была в том коттедже. Сиддел как раз тот, кто мог ему сказать об этом. Если он это сделал, значит, ему было известно, что Грегори находился в графстве в ту ночь. Возможно, что именно Сидел подслушал разговор в соседней комнате в ночь перед этим.
Наклонив голову, Флер взглянула на Данте. Нельзя сказать, что она была сердитой – она была очень задумчивой.
– И какие выводы сделал мистер Бершар?
– Фартингстоун не связан явной дружбой с Сидделом. Однако он дружил с дядей Сиддела. Они вместе пользовались дурной славой.
– Как ты и Маклейн?
– Да, как я и Маклейн. Благополучие Сиддела зависит от его наследства, полученного от этого дяди.
– Или от его деловых акций. Я подозреваю, что с их помощью он значительно увеличил состояние.
– Не столь очевидно, что он так успешен в бизнесе. Бершар не смог найти убедительных доказательств его везения в финансовых делах, несмотря на сохраняющуюся за Сидделом репутацию удачливого предпринимателя.
– Можно не сомневаться, что он держит их в тайне.
– У Бершара есть способы узнать секреты, если он хочет этого. Он наводил справки для правительства, когда был моложе. И есть люди, которые готовы поделиться с ним малодоступной информацией.
Данте видел, что Флер взвешивает сказанное, хотя выражение ее лица не изменилось.
В тот вечер, когда был бал, он потребовал, чтобы она не пользовалась услугами Сиддела как севетника. Она отреагировала отрицательно на это требование, и он не был уверен, что она послушает его сейчас.
Флер посмотрела ему прямо в глаза:
– Он вообще тебе не нравится, да?
– Повторяю, я не считаю, что ему можно доверять.
– Дело не только в этом. Ты становишься очень суровым, когда говоришь о нем. Даже сейчас ты помрачнел.
– Вероятно, это потому, что меня интересует вопрос, продолжаются ли твои отношения с ним.
Она коснулась тонкими пальцами его лица, провела ими по щеке и подбородку.
– Что значит для тебя этот человек?
Данте остановил движение Флер, взял ее руку в свою и провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.
Она ожидала его ответа, но готова была понять его, если ответа не последует. Если же он поцелует ее, то вопрос вообще будет забыт.
– Несколько лет назад ряд лиц стали шантажировать известных людей. Их действия пресек мой брат. Я полагаю, что одним из шантажистов был Хью Сиддел, но избежал разоблачения.
На лице Флер отразилось удивление.
– Это очень серьезное обвинение, Данте.
– Я не предам его гласности до тех пор, пока не получу убедительных доказательств. И весьма сомнительно, что я их когда-либо получу.
– Если у тебя нет доказательств, как ты можешь…
– Он знает вещи, о которых ему не было бы известно, если бы он не участвовал в этом сам. – Данте заколебался и сказал себе, что не будет ничего хорошего, если он все расскажет. Однако его порыв оказался сильнее желания оградить себя от возможной боли.
Флер ничего не сказала. Не возразила и ни на чем не настаивала. Она лишь молча наблюдала за ним. Лицо её было серьезное и задумчивое. В глазах читались беспокойство и тревога.
– Я невольно помог им, Флер. Женщина среди них использовала мое влечение к ней, чтобы получить доступ к некоторым документам, которые затем были использованы для шантажа двух мужчин. Эти мужчины застрелились.
Он никогда этого никому не рассказывал. Никогда не произносил вслух. Это прозвучало даже гораздо зловеще, чем он ожидал. На сердце у него было тяжело, словно не хватало воздуха.
Флер снова погладила его по лицу.
– Преступление было совершено ими, а не тобой. Никто не может предвидеть до конца, что произойдет. Ты не должен бичевать себя…
– Один из застрелившихся мужчин был мой старший брат.
Флер участливо посмотрела на Данте.
Она понимала. Он больше не должен ничего говорить. Ее честные ясные глаза, казалось, проникали в глубину его мыслей, а сердце ее чувствовало, какую вину он испытывал.
И в то же время ее взгляд каким-то непостижимым образом изменил положение вещей. Это доброжелательное молчание сняло груз с души за то старое воспоминание. То, что он разделил эту боль с другом, принесло некоторое умиротворение в его исстрадавшуюся душу.
Флер придвинулась поближе и обняла его, положив мягкую щеку ему на грудь.
– Мы все-таки позволили внешнему миру вторгнуться в наши пределы, – тихо сказала она. В ее тоне прозвучала легкая грусть.
Не внешний мир. Их мир. Тот мир, в котором они жили, полный людей и событий, которые повлияли на их жизни, их женитьбу. Впрочем, Данте понял, что она имела в виду.
Он тихонько потянул за простыню. Она медленно сползла, постепенно обнажая тело. Данте стал ласкать это тело, при этом его рука повторяла путь сползающей вниз простыни. Он прижал Флер к своему сердцу.
– Я знаю способ, как заставить этот мир уйти прочь, Флер. Я знаю место, где он не может нас найти.
– Да, – прошептала Флер. – Возьми меня туда, Данте.
На следующий день Данте сидел в кабинете, ожидая появления визитера. Он мало бывал в этой комнате и сейчас впервые собирался вести здесь деловые переговоры.
Он всегда избегал серьезных финансовых операций, которые ассоциируются с кабинетами. Будучи совсем молодым человеком, он считал их скучными и утомительными, которые лучше отдать на откуп старым или таким обязательным людям, как его брат.
Он разглядывал гравюры Пиранези, украшавшие одну из стен, и картину Каналетто с изображением Большого канала Венеции на другой стене. Если подобные встречи войдут в привычку, он оставит гравюры, а вот Каналетто нужно убрать.
Открылась дверь, и Уильяме принес визитную карточку.
– Весьма великодушно с вашей стороны принять меня, – сказал Фартингстоун, едва войдя в кабинет. – Хочу выразить надежду, что вы и я сможем по-дружески уладить все проблемы, которые стоят перед нами, таким образом, чтобы это было в интересах и на благо дочери Гиацинты.
