Карен Хокинс - Кольцо любви
Маркус молчал.
– Послушай, ты должен был что-то ответить!
– Я не смог.
– Не смог? Но почему?
– Потому что не знаю, что я к ней испытываю. Во всяком случае, «любовь» не то слово, которое я готов был произнести.
– Разве не ты подарил Онории кольцо нашей матери в качестве обручального! Я-то надеялся, что ты наконец нашел любовь.
– Господи, при чем тут кольцо! Энтони, что мне делать? Она сказала, что любит меня, а я не уверен...
– Но... Что же произошло между вами сегодня? Анна заехала навестить Онорию и застала ее в слезах.
Маркус скрипнул зубами.
– Сегодня пришел Мелтон, и все пошло вверх тормашками. Онория проявила к нему внимание, и почему-то это меня взбесило, вот я и... Черт возьми, Энтони, почему ты смеешься?
– Потому что ты круглый дурак, вот что! – Энтони швырнул недокуренную сигару в камин. – Маркус, я намерен оказать тебе огромную услугу. Подумай о своей жизни с Онорией, а потом представь, что бы ты делал без нее, и молись, чтобы жена не восприняла твое молчание как знак того, что ты ее не любишь. Если она уйдет от тебя, тогда, что бы ты ни сказал, это уже ничего не изменит.
– Как это уйдет?
– Очень просто. Онория не из тех женщин, которые остаются в доме, где их не желают видеть. Я разговаривал с ней всего несколько раз, но Анна сказала... – Он вдруг замолчал.
– Что? Что сказала Анна?
– Когда она приехала к вам в дом, Онория велела укладывать сундуки и...
Но Маркус не слышал его – он чуть не бегом бросился к двери и вскоре оказался на улице.
Глава 20
Я сказал «Тебе нравятся омары?» – а не «Ты выглядишь как лабрадор»! Пожалуй, я пересяду на твой конец стола, а то слишком большое расстояние вносит напряжение в наш брак.
Герцог Девоншир, занимая место рядом с герцогиней в конце длинного обеденного стола из красного дереваМаркус пообещал Гербертсу двадцать фунтов, если он домчит его до Тремонт-Хауса меньше чем за десять минут: он рассчитывал приехать туда раньше, чем уедет Онория. Сидя в бешено раскачивающемся экипаже, который мчался по узким улицам, маркиз лихорадочно соображал, что скажет, когда увидит ее. Может, лучше сначала ее поцеловать, а потом заговорить? Если ему удастся смягчить ее сердце и заставить опустить забрало, его положение станет не таким безнадежным. Ах, только бы успеть!
Когда лошади замерли у его дома, Маркус, не дожидаясь, пока Гербертсоткроет дверцу, пулей выскочил из кареты, взлетел по лестнице и ворвался в дом, на ходу срывая с себя плащ.
– Джеббсон! – Он поспешно сунул в руки дворецкому шляпу. – Где ее светлость? Я должен немедленно с ней поговорить...
Вместо ответа Джеббсон протянул ему серебряный поднос, на котором лежало одноединственное письмо, и Маркус неподвижно уставился на него, только сейчас осознав леденящую тишину, стоявшую в доме. Его душа содрогнулась от острой тоски.
Он взял записку, не замечая, как дрожат его руки, и тут услышал сочувственный голос Джеббсона:
– Сэр, в библиотеке есть бутылка бренди.
Маркус скомкал письмо. Он не помнил, как оказался за письменным столом, как Джеббсон что-то успокаивающе говорил ему. Оставшись наконец в одиночестве, он с трудом разжал пальцы, разгладил записку и прочел:
Милорд!
По глубоком размышлении я пришла к выводу, что не могу продолжать нашу семейную жизнь. Я прошу извинить меня за ошибку, которую совершила, признавшись вам в своих чувствах; вы больше никогда не услышите от меня этих слов. Возможно, и вы готовы будете изобразить такое же чувство, но, к сожалению, я твердо знаю, что на самом деле вы его не испытываете. С целью избавить нас обоих от дальнейших затруднений, предлагаю, как только Кассандра будет достойно принята в свете, найти возможность без шума аннулировать наш брак. Я готова на любое ваше предложение.
Утром, в день бала, я, разумеется, буду у вас в доме и могу вас заверить, что вам не придется стыдиться за мое поведение.
С наилучшими пожеланиями
Онория.
Первым порывом маркиза было броситься к ней, обнять и заявить... Заявить что? Что без нее его жизнь потеряла смысл, а дом и сердце остались пустыми? Или, может...
Маркус откинулся на спинку кресла и устремил в потолок невидящий взгляд. Он долго сидел так, пока к нему не пришло осознание самой главной истины: он уважает Оно-рию, восхищается ею и... Он ее любит!
Грудь его сдавило так, что он не мог больше дышать. Он в самом деле ее любит! Охваченный невыразимой радостью, Маркус вскочил и бросился к двери, но, взявшись за ручку, остановился. Онория написала не зря, что теперь любое признание в любви будет ею воспринято как попытка умиротворить ее. Разумеется, она ему не поверит, и он не может винить ее в этом. А тут еще эта дурацкая ревность к Мелтону! Господи, каким же он был ослом! Она любит его, а не Мелтона, и он совсем напрасно чуть с ума не сошел от ревности.
Что ж, пусть он вел себя как безнадежный дурак, зато теперь настал момент во всем разобраться.
Он непременно что-то придумывает, найдет способ доказать ей, что он действительно всем сердцем любит ее.
Дверь тихо отворилась, и из-за нее появился Джеббсон с графином виски и стаканом.
– Прошу вас, милорд. – Он поставил поднос на маленький столик у камина. – Простите за задержку, но мне пришлось проводить этого молодого джентльмена, лорда Мелтона. Он очень огорчился, когда узнал, что...
– Так Мелтон здесь!
– Собственно, он уже ушел, и я...
Маркус, в мгновение ока оказавшись у двери, крикнул лакеям, чтобы они задержали лорда Мелтона и привели его в библиотеку. Вот отличный шанс показать Онории, что он в самом деле изменился.
Когда на пороге библиотеки в сопровождении Джеб-бсона появился лорд Мелтон и удивленно посмотрел на него, Маркус встал и, протягивая руку, пошел к нему навстречу:
– Мелтон! Слава Богу, вас успели задержать!
Мелтон покраснел.
– Да, но я не...
– Ничего-ничего, проходите, садитесь! Может, стакан вина? Нет? Тогда расскажите мне поподробнее о том, как вы собираетесь восстановить ваше состояние.
– Я знаю, это потребует некоторых вложений, но... Маркус остановил его движением руки.
– Прежде всего позвольте спросить, не согласитесь ли вы сопровождать меня по одному делу?
