Жюльетта Бенцони - Голубая звезда
– Вот и мне так кажется...
Зато у него имелось куда больше оснований подозревать Сигизмунда – хотя трудно было поверить, что этот желторотый юнец способен устроить засаду, требовавшую подготовки и главное – постоянной слежки. А свидание Альдо с Анелькой (о котором он ни словом не обмолвился г-же де Соммьер) – неужели кто-то видел их вдвоем, неужели кто-то шпионил за ними? Если так, то на первый план снова выходит Фэррэлс: раз уж он в самом деле так влюблен, как явствовало из его слов, то ревность его должна быть ужасна...
Несмотря на этот хоровод противоречивых догадок, кружившийся в его раскалывающейся от боли голове, Морозини все же уснул под действием успокоительного, которое доктор Беллак, вернувшись к себе, немедленно прислал со слугой. Доза, должно быть, была достаточной, чтобы уложить на месте лошадь: когда около полудня Альдо вынырнул наконец из тяжелого сна без сновидений, чувствовал он себя не свежее тарелки остывшего риса, к тому же был не в состоянии связать и двух мыслей. Однако о том, чтобы валяться в постели, не могло быть и речи: Видаль-Пеликорн, если он зайдет, как обещал, должен был увидеть его на ногах. Или хотя бы сидящим, и, уж конечно, одетым.
Морозини потребовал кофе – крепкого и, если можно, душистого, – затем с помощью Сиприена (и под его неодобрительную воркотню) справился с двумя нелегкими задачами: туалетом и одеванием. Взглянув на свое отражение в зеркале ванной комнаты, князь не удержался от вздоха: если Анелька увидит его теперь, она, быть может, с сожалением вспомнит юного Ладислава...
Одевшись, Альдо почувствовал себя лучше и решил обосноваться в маленькой гостиной на первом этаже.
Там и нашел его археолог ровно в три часа – Альдо курил одну сигарету за другой, сидя между бокалом коньяка и полной окурков пепельницей, окутанный клубами голубовато-серого дыма, такими густыми, что в комнате было почти невозможно дышать. Сиприен, введя Адальбера, кинулся открывать окно, а гость опустился в кресло.
– Господи! – воскликнул он. – Да здесь у вас не продохнуть! Вы что, избрали такой способ самоубийства – умереть от удушья?
– Ничего подобного, просто я много курю, когда размышляю.
– Ну и как? Это помогло вам найти ответы на интересующие вас вопросы?
– Нет! Я упираюсь в тупик...
Видаль-Пеликорн откинул со лба светлую прядь, уселся поудобнее и закинул ногу на ногу, подтянув кверху брюки, чтобы не смять складки.
– Расскажите мне все! Может быть, вдвоем нам будет легче разобраться. Но, во-первых, как вы себя чувствуете?
– Неплохо, насколько это возможно после колоссальной трепки. Я похож на галантин с трюфелями, на голове у меня громадная шишка, висок, как видите, изукрашен всеми цветами радуги, но в остальном я чувствую себя вполне хорошо. Ребра скоро заживут. Мне не по себе скорее оттого, что никак не удается распутать этот клубок.
– Я немного знаю Фэррэлса и плохо представляю его в роли этакого чванного феодала, посылающего слуг проучить своего обидчика. Начать с того, что у него вообще нет причин держать на вас зло, а потом, он скорее застрелил бы вас, причем не в спину. Он ценит благородство, особенно в себе самом...
– Не сомневаюсь, но одна веская причина у него есть: ревность...
И Морозини подробно рассказал и о своем разговоре с сэром Эриком, и о встрече в Ботаническом саду. Когда он умолк, Адальбер погрузился в такую глубокую задумчивость, что Альдо показалось, будто его друг уснул. Наконец веки его поднялись, глаза блеснули.
– Боюсь, я поспешил, заверив вас, что помогу разрешить вашу проблему, – произнес он своим тягучим голосом. – В свете того, что вы мне рассказали, многое меняется. Но скажите, это прелестное дитя, должно быть, не лишено воображения?
– Его у нее, пожалуй, даже с избытком. Вам ее план кажется безумным?
– И да и нет. Влюбленная женщина способна на многое, я бы даже сказал, на все, и если эта девочка вас действительно любит...
– Вы в этом сомневаетесь? – обиженно перебил его Альдо.
Археолог улыбнулся ему ангельской улыбкой.
– Нет, если опираться только на тот факт, что вы – неотразимый мужчина. Однако не слишком ли неожиданна подобная перемена чувств у девушки, которая дважды пыталась покончить с собой из-за другого? Хотя не исключено, что она прозрела, встретив вас. Девичье сердце в этом возрасте так переменчиво...
– Вы хотите сказать, что оно может перемениться еще раз? Поверьте, дорогой Адаль, я не настолько самодоволен, чтобы воображать, будто она будет любить меня до гробовой доски... но, признаюсь... вчерашний день многое для меня изменил, – проговорил князь с волнением, тронувшим его гостя, – и мне невыносима мысль о том, что придется отдать Анельку другому.
– Вас и правда глубоко зацепило, – констатировал Адальбер. – И если я верно читаю между строк, вы твердо решили похитить новобрачную в вечер ее свадьбы, как она вас просила.
– Да. Нашего дела это не упрощает, не так ли, и вы, должно быть, считаете меня безумцем?
– Все мы безумцы в той или иной мере... а ваше «безумие» так пленительно! Но во всей этой авантюре есть рациональное зерно: теперь мы знаем, что сапфир тоже поедет на свадьбу в замок. Поскольку я имею честь быть приглашенным, у меня будет случай, о каком я и не мечтал, продемонстрировать мои таланты и совершить подмену подлинника копией. Фэррэлс, разумеется, станет искать свою красавицу жену, но не сапфир – по крайней мере, какое-то время он будет по-прежнему считать себя его обладателем.
– Вы берете на себя самое трудное, – улыбнулся Альдо. Он почувствовал, что для него забрезжил лучик надежды.
– Каждому свое, – улыбнулся в ответ археолог. – Вот только вам не стоит бежать в тот же вечер с вашей красавицей, – по-моему, это неразумно. Есть все основания предполагать, что за вашей вчерашней встречей наблюдали, а если так, то всех собак спустят на вас. Когда вы приедете в Венецию, вас будут ждать прямо у дверей вашего дома.
– Не предлагаете же вы, чтобы Анелька уехала одна?
Разговор был прерван появлением Сиприена с серебряным подносом, на котором лежал большой квадратный конверт.
– Это принесли для вас от сэра Эрика Фэррэлса, – сказал старый слуга, подавая Морозини конверт.
Две пары глаз встретились – в них был один и тот же вопрос.
– Интересно! – присвистнул Альдо, наморщив нос, как будто принюхивался к лакомому блюду. – Не спрашивайте у меня разрешения прочесть, вы его уже получили.
В конверте было письмо и большая картонная карточка с золотыми буквами; Альдо, с удивлением пробежав ее глазами, передал своему собеседнику, а сам прочел несколько строчек, написанных твердым волевым почерком:
«Дорогой князь! Я только что узнал о происшедшей с вами неприятности и сожалею больше, чем вы, вероятно, предполагаете. Наша с вами ссора не должна быть помехой взаимному уважению, и я от души надеюсь, что вы не слишком пострадали и скоро поправитесь, а также что наши отношения еще могут стать дружескими и сердечными, несмотря на столь неудачное их начало. Поэтому моя невеста и я будем счастливы, если вы почтите своим присутствием нашу свадьбу. Я нахожу, что это будет самый лучший способ зарыть поглубже топор войны. Примите заверения...»
