Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон
— Да, мадам, известно, — ответил Наполеон, желая казаться строгим, но с каждой минутой становясь все игривее. — Вы привезли с собой булавки… острые мстительные австрийские булавки?
— Нет, в самом деле, нет!
— Вы сняли камень с моей души. Сегодня я усну спокойно.
И я увидела, как в его глазах промелькнуло то, что он сам считал страстной увлеченностью.
— Спокойно! — воскликнул он. — Посмотрим, посмотрим.
— Должно быть, часто трудно императору Франции, обремененному столькими заботами мирового масштаба, спать спокойно, — наивно заметила Мария-Луиза.
— Сегодня ночью я отброшу все заботы, — заявил Наполеон и поцеловал ее опять, на этот раз в губы.
Очевидно, она ответила, хотя и робко, но, вероятно, с возбуждающим ее приятным ощущением.
— Никогда прежде мне не довелось целовать непорочную, абсолютно чистую женщину. Благодарю Бога за те государственные соображения, которые сделали возможным этот брак, — сказал Наполеон. — Вас страшат предстоящие обязанности императрицы? — поинтересовался он.
— Немного, — прошептала нерешительно Мария-Луиза.
Я уверена, что он имел ввиду совсем другие обязанности, чем те, о которых в данный момент думала она. Во всяком случае, ему показалось бы невероятным, что существует женщина, какой бы юной и невинной она ни была, испытывающая страх перед ним как мужчиной.
— Для императрицы Франции, — продолжал он, — пышные церемонии неизбежны. Вам придется устраивать бесчисленные приемы и выполнять другие государственные функции, даже когда от усталости вы едва сможете держаться на ногах. Вы должны будете улыбаться, когда в действительности вам впору зарыдать, терпеливо сносить скуку, хотя предпочли бы убежать и где-нибудь спрятаться. Все это часть вашей потрясающей судьбы, которую, как ожидаем я и народ Франции, вы примете без всяких колебаний.
— Обещаю принять без всяких колебаний, — заверила она серьезно.
И вот на этой ноте закончилось наше путешествие в Компьен. Это случилось двадцать восьмого марта тысяча восемьсот десятого года, немногим более трех месяцев, как Жозефина поселилась в Мальмезоне, и почти за четыре года — тогда в это невозможно было поверить — до отречения Наполеона от престола и восстановления монархии Бурбонов.
Глава двенадцатая
— Наш ужин, мне кажется, немного затянулся, — проговорил Наполеон монотонно.
— Ваше Величество, я очень проголодалась, — сказала Мария-Луиза с виноватым видом.
Она непрерывно и целеустремленно ела, что, как я подозревала, являлось признаком целеустремленности в ином направлении, чему требовался лишь первоначальный толчок. Наполеон заметил тем же монотонным голосом, что здоровый аппетит свидетельствует в ее пользу. Затуманенными глазами он обвел сидящих за столом, едва замечая нас, и пригубил вино. То был шамбертен весьма низкого качества, который я никогда никому не предложила бы. Но Наполеон, безразлично относившийся к вину, настоял на самом дешевом сорте — один из его немногих способов экономии средств.
Ужин в Компьене в день прибытия Марии-Луизы носил неофициальный характер. Насколько я могу припомнить, кроме Наполеона, Марии-Луизы, Мюрата и меня, присутствовали наша мама, братья Луи и Жером, дядя, кардинал Феш, которого, как я скоро узнала, пригласили в Компьен для выполнения особой и не терпящей отлагательств задачи.
Несмотря на разговоры относительно пылкого сердца, Наполеон в течение получаса принимал горячую ванну, в которую время от времени для поддержания температуры добавляли подогретой воды. Возможно, слова Марии-Луизы о смертельной простуде встревожили его, хотя и без этого он очень любил длительные горячие ванны, несмотря на многократные предостережения доктора, утверждавшего, что они вредны для печени. После горячей ванны, заявлял Наполеон, он всегда выглядел и чувствовал себя точно восемнадцатилетний юноша. За ужином он красовался в голубом мундире с белой отделкой по воротнику и обшлагам и действительно выглядел очень бойким.
За трапезой я заметила, что Наполеон — хотя и пытался это скрыть, — был более обычного взволнован, даже возбужден. По старой привычке он дергал левым плечом и с трудом сдерживался, чтобы не грызть ногти. Я подумала, какое это будет для всех нас облегчение, когда обряд бракосочетания завершится и Наполеон, наконец, сможет уложить свою жену — эту австрийскую телку, как народ уже окрестил ее, — в постель.
— Долгое путешествие должно было показаться Вашему Величеству довольно утомительным, — заметил дядя Феш.
— Скорее скучным, чем утомительным, — ответила Мария-Луиза с набитым цыплячьим мясом ртом. Затем она, улыбнувшись, добавила:
— Не совсем скучным. Королева Неаполитанская составила мне превосходную компанию.
Внезапно Наполеон с силой стукнул бокалом по столу.
— Дядя Феш! — крикнул он довольно громко.
— Ваше Величество? — проговорил кардинал спокойно, хотя в глазах отразилось изумление.
— Бракосочетание через доверенных лиц, любое такое бракосочетание…
— Я весь внимание, Ваше Величество.
— Вопрос в том: по закону я женат или нет?
— Ваше Величество, — вынужден был признаться дядя Феш, — вы и Ее Величество фактически муж и жена.
— Ага! — воскликнул Наполеон.
— Согласно гражданскому кодексу, и только, — предупредил дядя Феш.
— Гражданского кодекса мне достаточно, — заявил Наполеон, с широкой улыбкой вскакивая с места и хватая за руку Марию-Луизу. — Пойдем, дорогая, пора в постельку!
Она выглядела скорее удивленной, чем напуганной, когда он поспешно и довольно бесцеремонно вывел ее из залы. После некоторой заминки я помчалась следом и догнала их у двери в апартаменты Марии-Луизы, Втолкнув ее в комнату, Наполеон с сердитым видом повернулся ко мне.
— Если вы намерены возражать!..
— Ваше нетерпение, несомненно, вызовет скандал, — проговорила я, слегка покачав головой.
— Скандал? Чепуха! Оно вызовет восхищение всех темпераментных мужчин Франции.
— Возможно, Я только хочу сказать: отнеситесь к ней с нежностью, Наполеон.
— Вы боитесь, что я наброшусь и изнасилую ее? — спросил он надменно. — Поверьте мне, Каролина, я кое-что понимаю в искусстве любовных утех.
Я не могла удержаться от смеха и продолжала смеяться, вернувшись к столу, когда разгорелся спор с дядей Фешем.
— В глазах церкви, — заявила мама в тот момент, когда я усаживалась, — Наполеоне и Мария не являются мужем и женой.
— Но с точки зрения гражданского кодекса я сказал сущую правду, Летиция, — ответил взволнованный дядя Феш.
