Барбара Картленд - Черная пантера
— Почему? — почти неслышно промолвила я.
Я боялась спрашивать, я боялась, что он отвернется от меня, и все же я с некоей странной для самой себя ясностью сознавала, что момент настал — момент, когда Филипп решится заговорить со мной и рассказать правду о себе.
— Почему? — переспросил он. — Потому, что будь я уверен в этом, я был бы спокоен. Я нашел бы умиротворение и освободился бы от пытки, которая мучает меня со дня ее смерти.
— Элизабет не боялась смерти, — мягко проговорила я.
— Я знаю, — сказал он. — Но Надя боялась. Она кричала, Лин, а я так и не смог забыть этот крик.
— Почему она так поступила? — прошептала я.
— Не имею ни малейшего представления. Если бы я знал, если бы она вернулась и рассказала, почему! Неужели ты думаешь, что я не мучился этим вопросом — днем и ночью, год за годом я спрашивал себя, почему? Ведь мы не ссорились, я решил, что она поддразнивает меня. Я думал, что она хочет испытать мои чувства, что в следующую минуту она улыбнется и мы окажемся в объятиях друг друга. Временами у нее бывала депрессия — а какой художник защищен от подобных состояний? Но эти явления были преходящими — маленькое облачко на лазурном небосклоне счастья. Я слишком сильно любил ее, чтобы не верить ее словам. Теперь же я понимаю, как быстро она могла перейти от слез к смеху. В тот вечер я был нежен с ней, я не сказал ничего такого, что она могла бы как-то неправильно истолковать. И вдруг она, прямо у меня на глазах, перекидывается через парапет — и кричит.
— Должно быть, у нее была причина, — настаивала я. — Обязательно.
— Но какая? — спросил Филипп. — Самой очевидной причиной могло бы быть, естественно, замужество, но мы так часто обсуждали этот вопрос. Именно она сказала, что мы не можем пожениться. Я как сейчас слышу ее голос: “Филипп, у тебя большое будущее, и я горжусь этим. Я хочу, чтобы ты преуспел, меня вполне удовлетворит стоять в тени твоего трона, быть на втором плане”. В тот последний вечер, когда она пришла ко мне, она опять заговорила о замужестве. Я решил, что она шутит. Клянусь тебе, Лин, я думал, что она дурачится! Я сказал ей, что должен ненадолго уехать и что я не могу взять ее с собой. И во время нашего спора, во время нашего разговора, который, как мне казалось, был полушутливым, она упала.
— Это был несчастный случай, — сказала я. — Филипп, это действительно был несчастный случай.
— Если бы я мог поверить в это, — проговорил он. — Тогда я бы успокоился. Но откуда мне знать? Она любила меня, любила так, как ни одна женщина до нее. Если ее чувства на самом деле были так глубоки и если она все еще существует — ее душа, дух, ее призрак, — почему она не подаст мне какой-нибудь знак, не придет ко мне, пусть даже во сне, и не скажет, что покончила с собой не из-за меня, что я не являюсь ее убийцей?
В его голосе, который дрожал от еле сдерживаемой боли, слышалось страдание. Видеть его в таком состоянии было для меня еще большей мукой, чем если бы он показал мне кровоточащую рану.
— Не надо, — попросила я. — Не надо, Филипп! Очевидно, она не может. Очевидно, у нее нет возможности.
— Если для любви есть что-то невозможное, — ответил он, — значит, Бога не существует, значит, мир лишен надежды, значит, нам нет спасения. Да, ты можешь подумать, что я брежу, но я очень много размышлял над этим. Я звал Надю, когда был один, я надеялся, что мои мысли смогут материализовать ее передо мной. Я взывал к ней с вершин гор и из самых потаенных уголков мира, я молил ее. Я упрашивал того Бога, который взял Надю к себе, хоть на мгновение отпустить ее ко мне, чтобы она успокоила меня и принесла облегчение. Но нет, она мертва, наверняка мертва — в противном случае она знала бы о моих страданиях и пришла бы ко мне. Она не смогла бы предать меня.
Он замолчал и закрыл лицо руками.
— Мой дорогой, мой дорогой! — проговорила я, не осмеливаясь дотрагиваться до него.
Глава 24
Барьеры рухнули. Помогла смерть Элизабет — Элизабет, чья любовь при жизни не смогла поддержать Филиппа.
Я не отваживалась дышать, двигаться или что-либо делать из страха нарушить магическую торжественность момента. Наконец Филипп заговорил со мной, наконец исчезло то страшное напряжение, которое владело нами на протяжении долгих недель, превращая нас в вежливых незнакомцев. Меня переполняла нежность, я знала, что теперь в моей власти помочь ему и принести успокоение.
В комнате довольно долго царила тишина, нарушаемая мерным тиканием часов на камине и отдаленным шумом уличного движения.
Вскоре я тихим и спокойным голосом произнесла:
— Ты не мог бы рассказать мне о Наде? Я нередко сожалела, что так мало знаю о ней.
Не поднимая головы и не отнимая рук от лица, Филипп ответил:
— Она была странным человеком. Оглядываясь назад и вспоминая наши разговоры, я чувствую, что наделял ее гораздо большим умом, чем она обладала на самом деле. Ведь для меня были важны не ее умственные способности, не ее знания, а нечто другое, что мне трудно объяснить, — какая-то внутренняя частица ее, которая была присуща только ей и делала ее неповторимой. Думаю, это была ее способность проявлять все лучшие качества в тех, кто встречался на ее пути. Она была своего рода стимулом; в ее внимании и интересе к другим людям заключалась некая жизненная сила.
Мужчин она делала честолюбивыми, заставляя их стремиться к успеху. Все мои родственники и друзья считали, что я зря теряю с ней время. Теперь, когда я знаю, что ее дружба дала мне те идеалы, те цели, которыми я руководствуюсь в своей жизни, их утверждения вызывают у меня смех. Она направляла меня — не словами, конечно, а тем, что просто была рядом. Она вдохновляла меня, заставляя стремиться к тому, чтобы положить плоды своей победы к ее ногам.
Даже сейчас, через девятнадцать лет после того, как ее не стало, я все еще ощущаю ее влияние. После ее смерти я решил бросить свою карьеру, забыть о планах, которые мы вместе строили, — все это потеряло свой смысл, я был не в силах претворить задуманное. Когда я вернулся, меня вызвал к себе премьер-министр. Его первыми словами было: “Чедлей, я читал те бумаги, которые вы послали в министерство Индии — вы тот человек, который нам нужен”.
— Какие бумаги? — спросила я.
— Меморандум, — объяснил Филипп. — Меморандум, который я начал составлять много лет назад, когда отправился в Индию в надежде забыться от отчаяния, сбежать из Лондона, где жизнь без Нади ничего не значила. Я стал изучать общественный строй ее родины, людей, их обычаи, стремления. Все годы я не приостанавливал своей работы. Это было очень интересно, к тому же представляло огромное значение для империи. И вот теперь, благодаря Наде, меня хотят назначить вице-королем. Звучит забавно, если вдуматься в это. — В его голосе послышалась горечь.
