Мэгги Осборн - Да! Да! Да!
Он провел пальцем по ее щеке, и она ощущала тепло его пальца еще долго после того, как он убрал руку.
– Вы моя гостья. Я хочу, чтобы вы просто наслаждались этим вечером.
Когда ее ноги перестали дрожать и у нее появилась уверенность, что они ее прочно держат, она последовала за ним к круглому столу, отделенному от кухни стойкой, и смотрела, как он встряхивает белоснежную камчатную скатерть, чтобы постелить ее на стол. Она любила эту благородную ткань, прикосновение к которой оставляло вполне недвусмысленное чувственное ощущение. Он разгладил скатерть на столе и постелил ее так, что она свешивалась с обеих сторон не более чем на восемнадцать дюймов, что было совершенно правильно. Когда она подняла на него взгляд, то заметила, что от него не укрылось, как округлились ее глаза, и он понял, что и скатерть, и то, как он ее постелил, ей понравилось.
Улыбаясь, он поставил на стол вазу с сухими цветами - это был букет из сухих люпинов, ирисов и водосбора, и он водрузил его в центре стола между двумя высокими белыми свечами.
Джульетта прижала руку к груди. Этот букет из сухих цветов был не слишком высоким и не мешал им видеть друг друга. Внимание к этим, казалось бы, незначительным и мелким деталям и означало различие между восхитительным праздничным обедом и разочарованием. Не говоря уже о том, что это была середина их долгого путешествия. С глубоким вздохом она подвинулась ближе к столу.
– Здесь, должно быть, красиво весной и летом, - заметил он, указывая на букет из сухих цветов.
– Что? О да, думаю, что красиво, - пробормотала Джульетта, удивленная тем, что голос ее звучал так, будто она долго и быстро бежала и теперь запыхалась.
Но, Боже милосердный, ведь столько времени прошло с тех пор, как она в последний раз одевалась к обеду и сидела за столом, накрытым должным образом, нарядно одетая и с горящими свечами на столе. Углы ее губ дрожали от возбуждения.
Не сводя с нее глаз, Бен развернул салфетку, и она тотчас же увидела, что это квадратная салфетка и что длина каждой ее стороны двадцать два дюйма. О, кто поймет радость видеть настоящую салфетку! Кто поймет трепет и восторг, вызванные долгожданной встречей с ней! И вот движением, от которого все внутри у нее сжалось от предвкушения чуда, он свернул обе салфетки и положил их слева, там, где должны были лежать вилки. И складки салфетки были обращены наружу. О Господи!
Джульетта восторженно вздохнула.
– Нет ничего лучшего и более утешительного, чем правильно и красиво накрытый стол, - прошептала она.
И нет ничего более соблазнительного и волнующего, чем наблюдать за красивым мужчиной, демонстрирующим безусловное знание этикета. В этом было нечто очень эротичное. Да и кого бы это могло не взволновать? Скатерть была постлана совершенно правильно и свисала точно настолько, насколько должна была свисать. Размер салфеток был идеально правилен, и положены они были складками наружу.
Чуть не теряя сознание от обуревавших ее чувств, она раскрыла веер и принялась обмахивать пылающее лицо. Целую минуту она и Бен смотрели друг на друга через стол и свечи, замечая только пылающие лица и полураскрытые губы друг друга, быстрое дыхание и все возрастающее напряжение.
– Вас не оскорбит, если я ослаблю узел галстука? - спросил он охрипшим голосом.
– Будьте любезны, не стесняйтесь. - Ее собственный голос прозвучал для нее неожиданно - в нем она услышала приглашение и обещание.
Глядя на нее сузившимися глазами, выражение которых вызвало у нее ассоциацию со смятыми простынями и мускусными запахами постели, он развязал узел галстука и сдвинул его набок, потом протянул руку и достал из-за спины две оловянные сервировочные тарелки.
– Сервировочные тарелки! - Потрясенная Джульетта ухватилась за край стола в состоянии, близком к экстазу. Она не видела таких тарелок со времен, когда останавливалась в отеле в Сиэтле. В глазах ее появился влажный блеск, и она не могла оторвать взгляда от его длинных пальцев, скользивших по краям оловянных блестящих тарелок, прежде чем поставить их на стол. В этом движении пальцев было нечто очень волнующее и чувственное. Вдоль ее спины пробежала дрожь.
– У вас самые прекрасные глаза, какие мне довелось видеть, - сказал Бен, поставив тарелки на стол. - Иногда их цвет напоминает мне штормовое небо, а иногда, как теперь, они похожи цветом на расплавленное серебро.
– Вы очень красивы без бороды, - прошептала она в ответ.
Она умирала от желания прикоснуться к его щекам, погладить их пальцами. Ей хотелось прижаться носом к его щеке и вдохнуть такой терпкий и мужественный запах его одеколона.
Внезапно ей показалось, что в комнате очень жарко, настолько, что у нее появилось ощущение, что она у себя дома, в Линда-Виста, в середине августа. Его глаза прожигали взглядом ее лицо, как два солнца, заставляя ее кожу пылать и воспламеняя ее сердце. Она почувствовала, как струйка пота стекла между ее грудями. Она скромно направила струю воздуха от веера к своему декольте, прилагая отчаянные усилия к тому, чтобы овладеть собой.
– Что будет дальше? - пробормотала она.
– Хрусталь.
– Хрусталь? О! - Да поможет ей Бог и даст удержаться на ногах! Не оловянные кружки, не кружки из грубого толстого стекла, из каких они пили каждый день, но хрусталь! Она не отрывала взгляда от его рта, думая о той минуте, когда хрусталь коснется его губ. Она думала о том, чтобы самой прикоснуться к его губам. И о том, чтобы он тоже прикоснулся к ее губам. Хрусталь! В самом слове было нечто волнующее и плотское и намекающее на прикосновение губ и тонких длинных пальцев. Где-то у основания шеи она ощутила странный трепет, распространившийся по всему ее телу.
Дразня ее и бессовестно играя ее чувствами, Бен держал у своей груди бокал для воды и легонько постукивал кончиками пальцев по его краю. Раздался и повис между ними чистый, ясный звон хрусталя, отразившийся от кожи Джульетты ощущением, похожим на удар электрического тока, волнующий и возбуждающий. Никогда никакая музыка не возбуждала ее так. Задыхаясь, она покачивалась на стуле, изо всех сил обмахиваясь веером и чувствуя, что на лбу у нее выступили бисеринки пота. Она заметила, что виски Бена тоже повлажнели.
Не сводя с нее глаз, он поставил хрустальные бокалы на сервировочные тарелки. После звона бокалов для вина, после того как он увидел, какое действие это произвело на нее, он осторожно поставил их справа от бокалов для воды.
– Прошу прощения, но не разрешите ли вы мне снять пиджак? - Он помедлил, чтобы промокнуть платком лоб и шею.
– Да, да.
Она желала бы тоже что-нибудь снять. Все ее тело горело, настолько сильным было возбуждение. И она просто запылала жарким пламенем, когда он остался в одной только рубашке и жилете. В мире, где она жила обычно, в ее мире женщины редко видели мужчин без пиджаков, в одних рубашках. И то, что она видела его теперь стоящим перед ней в таком виде, она воспринимала как нечто скандальное, возбуждающее, эротическое и интимное.
