Лиза Клейпас - Искушай меня в сумерках
Она удивленно моргнула:
– А ты думаешь, мне стоит это сделать?
– Дьявол свидетель, мне самому, будь я на твоем месте, вовсе не хотелось бы его прощать, – он помолчал. – Но с другой стороны я, бывало, получал прощение за совершенно непростительные поступки. Тут вся штука в том, что если ты не можешь его простить, говорить о чем-то еще совершенно бессмысленно.
– Не думаю, что Гарри нужно мое прощение, – мрачно заметила Поппи.
– Конечно, нужно! Мужчины обожают получать прощение. Это позволяет нам легче переносить неспособность учиться на собственных ошибках.
– Не уверена, что я к этому готова, – запротестовала Поппи. – Почему я должна прощать его так скоро? Простить никогда не поздно, так ведь?
– Иногда бывает поздно.
– Ох, Лео... – она была совершенно раздавлена грузом неуверенности, боли и тоски.
– Попробуй поспать, – ласково проговорил ее брат. – Менять лошадей нам понадобится еще часа через два, не раньше.
– Я от волнения не могу уснуть, – ответила Поппи, борясь с зевотой.
– Тебе не о чем волноваться. Ты уже знаешь, чего тебе хочется, просто еще не готова это признать.
Поппи устроилась поглубже в уголке и закрыла глаза.
– Ты хорошо знаешь женщин, да, Лео?
Лео улыбнулся.
– Уж надеюсь, у меня ведь четыре сестры.
Она уснула, а он все смотрел и смотрел на нее.
Гарри, шатаясь, брел к своим апартаментам, будучи в стельку пьяным. Он ходил в бар, щеголявший зеркалами, кафелем и дорогими проститутками. И примерно три часа потратил на то, чтобы надраться до совершенного бесчувствия, только в таком состоянии он нашел в себе силы вернуться домой. Многочисленных искусных авансов со стороны "ночных бабочек" заведения Гарри просто не заметил.
Он хотел свою жену.
И точно знал, что Поппи на за что не смягчится, пока он не извинится перед ней за то, что отнял ее у Майкла Бэйнинга. А он не мог извиниться, вот в чем беда! Он ни капельки не жалел о том, что совершил, он жалел лишь о том, что это сделало ее несчастной. Как он мог сожалеть, что сделал все, чтобы на ней жениться, если он хотел ее больше всего на свете?!
Поппи пробудила все добрые, тонкие, бескорыстные движения его души, которых иначе бы не было. Она породила в нем полные заботы мысли, и наполненные любовью действия, подарила мгновения счастья, которых он иначе бы никогда не узнал. И еще спокойный сон, которого он прежде был лишен. Согласно закону всемирного равновесия Поппи вошла в этот мир, чтобы компенсировать Гарри его грехи. Видимо, именно поэтому – ведь противоположности притягиваются – Гарри так безнадежно к ней привязан.
Таким образом, извинения будут лживыми. Но он все равно их произнесет. А потом попросит начать все сначала.
Гарри плюхнулся на горячо ненавидимый им узкий диванчик в гостиной и впал в пьяный ступор, плавно перешедший в подобие сна.
Слабенький утренний свет ударил в его мозг подобно кинжалу. Гарри застонал, разлепил глаза и оценил свое состояние. Во рту сухо, сил нет, все ноет, в ванну хочется, как никогда в жизни. Он бросил взгляд на закрытую дверь спальни, где все еще спала Поппи.
Потом вспомнил, как она прошлой ночью вскрикнула от боли, когда он вошел в нее и почувствовал холодную, тошнотворную тяжесть в желудке. Сегодня утром у нее все будет болеть. Ей может что-нибудь понадобиться.
Она, наверное, его ненавидит.
Изнывая от беспокойства, Гарри встал и направился в спальню. Открыл дверь и подождал, пока глаза его привыкнут к темноте.
Постель был пуста.
Гарри стоял на пороге, моргал, и его постепенно охватывали дурные предчувствия. Сам того не сознавая, он произнес ее имя.
Потом стремительно бросился к колокольчику, но звонить не пришлось. Как по волшебству, в дверях возник Валентайн с беспокойством в карих глазах на худом лице.
– Валентайн, – хрипло начал Гарри, – Где...
– Миссис Ратледж поехала к лорду Рэмси. Думаю, в настоящий момент они находятся на пути в Гемпшир.
Гарри сразу заговорил очень, очень спокойно, как всегда в критической ситуации.
– Когда она уехала?
– Прошлой ночью, пока вас не было.
Изо всех сил сопротивляясь горячему желанию убить слугу на месте, Гарри тихо спросил:
– И вы мне ничего не сообщили?
– Нет, сэр. Она просила этого не делать, – Валентайн остановился, казалось, его самого несказанно удивляет, что Гарри до сих пор его не прикончил. – У меня наготове карета и лошади, если вам угодно...
– Да, мне угодно, – голос у Гарри стал похож на скрип металла по стеклу. – Собери мои вещи. Я выезжаю через полчаса.
Вокруг Гарри клубилась ярость, настолько сильная, что он почти не верил, что она – его собственная. Но он задушил ее. Эмоции сейчас ни к чему не приведут. Сейчас его главная задача – помыться, побриться, переодеться и вплотную заняться возникшей ситуацией.
Беспокойство и раскаяние сгорели дотла. Стремление вести себя нежно и по-джентльменски испарились, как дым. Он не даст Поппи уйти, для этого все средства хороши. Плевать ему на законы, он сделает так, что Поппи никогда больше не посмеет его бросить.
Поппи очнулась от беспокойного сна, села и потерла глаза. Лео дремал на противоположном сидении, прислонившись к стенке кареты и закинув руку за голову.
Отодвинув занавеску, Поппи увидела свой обожаемый Гемпшир... зеленый, мирный, напоенный солнцем. Она слишком долго жила в Лондоне и забыла, каким прекрасным может быть этот мир. Карета ехала по полям, поросшим маками, поповником и яркими побегами лаванды. Пейзаж то и дело пересекали влажные низинки и быстрые ручейки. Ярко-синие зимородки и стрижи прорезали небо, а на деревьях неутомимо работали зеленые дятлы.
– Почти приехали, – прошептала она.
Потягиваясь и зевая, проснулся Лео. Он слегка отодвинул оконные занавески, бросил прищуренный взгляд на проплывающую мимо природу и с отвращением отвел глаза.
– Разве не замечательно? – улыбаясь, спросила Поппи. – Ты где-нибудь еще видел такие пейзажи?
Брат полностью открыл окно.
– Овцы. Трава. Обалдеть.
Вскоре карета достигла владений Рэмси и проехала мимо домика привратника, построенного из сине-серого и кремового камня. В имении постоянно что-то обновлялось, пейзаж и сам дом выглядели теперь несколько иначе, чем до их отъезда, но дом сохранил свою прелесть. Владение было небольшим, его даже и сравнить было нельзя с огромными угодьями соседа, лорда Уэстклиффа. Но поместье являлось настоящей жемчужиной, с разнообразной и плодородной почвой, с полями, орошаемыми каналами, прорытыми от ближайшей реки до самого верха владения.
До того, как Лео получил титул, в имении царило запустение, и арендаторы один за другим покидали его. Теперь же оно превратилось в процветающее, прогрессивное хозяйство – в основном, благодаря трудам Кева Меррипена. И Лео, хоть он и стеснялся это признать, но начал потихоньку проявлять интерес к поместью, заботиться о нем и пытался приобрести знания, необходимые для успешного ведения хозяйства.
