Элоиза Джеймс - Полночные наслаждения
Теперь уже слезы у Софи потекли ручьем.
— О, Патрик! — Ее голос пресекся, но он по-прежнему пребывал в прошлом.
— Тогда я встал и в ночной рубашке прокрался по коридору к ее спальне. Ведь она всегда приходила…
— И что же, Патрик?
Его рука конвульсивно притянула Софи поближе.
— В ее спальню я не вошел, потому что услышал стоны. Даже не стоны, а крики. Я знал, что это кричит она, и побежал обратно в постель. Спрятал голову в подушку. Утром мне показалось, что это был сон. Но… она умерла.
— О, Патрик, как это ужасно! — Софи зарыдала.
Он приподнялся на локте.
— Не надо, Софи! Не плачь, моя хорошая. Все это давно прошло.
Софи расплакалась еще сильнее, зарывшись лицом в его рубашку. Патрик покрывал поцелуями ее лоб, единственное, что было доступно. Наконец она затихла, позволив ему вытереть свое лицо.
— Извини, у меня сегодня вообще какое-то меланхолическое настроение. — Затем, вспомнив основную причину своей меланхолии, Софи слегка покраснела.
— Ты загрустила, потому что весь день пробыла в каюте?
— Нет, — сказала Софи. Ее голос слегка подрагивал, потому что в это время он осыпал поцелуями ее шею. — Просто плаксивое настроение.
«Может быть, у нее начались месячные? — подумал Патрик. — Хорошо, что она реагирует слезами, а не бросается вещами, как Арабелла».
— У тебя с этим все нормально? — спросил он. Софи смущенно подняла глаза:
— С чем с этим?
Бронзовая шея Патрика слегка порозовела. Он сделал неопределенный жест рукой.
— Ну… по женской части.
Поняв наконец, что он имеет в виду, она окончательно покраснела.
— В общем, более или менее…
— Если нарушилась регулярность, то это не страшно. Я слышал, с девушками в первый месяц замужества это бывает. Обычно потом все приходит в норму.
— Откуда ты все это знаешь?
Патрик пожал плечами.
— Софи, мы должны говорить друг с другом открыто. Учти, регулярность — это ключ к предотвращению зачатия.
— Не понимаю.
— Дело в том, — пояснил Патрик, — что в определенный период месяца пара может заниматься любовью, не опасаясь зачатия. Кроме того, в остальную часть месяца тоже можно кое-что предпринять. — Он нахмурился. — До сих пор я в этом отношении вел себя совершенно безответственно. Но теперь, Софи, пришла пора серьезно задуматься. Как только у тебя начнутся очередные месячные, дай мне знать, чтобы можно было разработать соответствующий план.
— У меня еще никогда никто не требовал такого рода информации. — Эту фразу Софи произнесла немного резче, чем следовало бы.
— Потому что прежде ты никогда не была замужем, — заметил Патрик и принялся легонько покусывать ее подбородок. — Я хочу, чтобы ты поняла, что это серьезно. До сих пор нам просто везло. — Он помолчал пару секунд. — Как ты думаешь, когда это у тебя начнется?
— Понятия не имею.
— Ладно, — произнес Патрик примирительным тоном, — давай сегодня поужинаем в постели. Я буду тебя кормить.
— Ты будешь меня кормить?
Патрик расплылся в улыбке.
— Тебе понравится, я обещаю.
И ей на самом деле очень понравилось. Она тоже кормила его. Особенно увлекательным ей показалось, как Патрик ест лимонный мусс, распределенный по различным частям ее тела. При этом мирские мысли о планировании семьи, зачатии и всем прочем вылетели из головы. У обоих.
Отца Мадлен поставили перед альтернативой: либо вообще потерять дочь, если она уедет куда-то в дикую американскую глушь, либо позволить ей несколько недель прикидываться французской аристократкой.
— Значит, ты любишь этого недотепу? — быстро спросил он по-французски, потому что Брэддон стоял тут же рядом.
— Да, папа, — покорно отозвалась Мадлен. — Но он не недотепа, папа.
— Он недотепа, — сказал отец с нажимом, нахмурив кустистые брови. — Но мог попасться жених и похуже, а он какой-никакой, а все-таки граф. И какое вы имеете состояние? — спросил он, обращаясь к Брэддону.
Тот вздрогнул, потому что немного отвлекся, пока отец с дочерью перебрасывались репликами на французском. Ни одного иностранного языка ему осилить так и не удалось. Да он особенно и не старался.
— Да-да, — поспешно проговорил Брэддон после того, как Мадлен ткнула его локтем в бок. — Я имею двадцать пять тысяч фунтов годового дохода. А кроме того, имение в Лестершире, а также дома в Делбингтоне и Лондоне. В Лестершире, — добавил он с гордостью, — у меня хорошие конюшни. Тридцать четыре лошади.
— Всего тридцать четыре! — проворчал Винсент Гарнье. — Если в поместье меньше пятидесяти лошадей, называться солидным оно не имеет права. — Он бросил острый взгляд на будущего зятя. Проблема Слэслоу была ему понятна. Английские аристократы часто вступают в браки с родственниками. — И какой вы граф?
Брэддон изумленно вскинул брови. Старик что, спятил?
— Граф Слэслоу, — проронил он, слегка заикаясь.
— Нет! Какой по счету?
— О! — Брэддон вспыхнул. — Второй. Графством мой отец был пожалован в шестидесятые годы.
Он удивленно рассматривал хмурого Винсента. Откуда этому торговцу лошадьми известны такие тонкости, что второй граф — это граф только во втором поколении. То есть новый.
— Мой прадед был виконтом, — заметил Брэддон в виде оправдания.
— Хм-м.
— Я хочу выйти за него замуж, — вмешалась Мадлен. Ей надо ели глупые мужские разговоры о количестве лошадей и номерах графов.
— Чтобы он увез тебя в Америку? — рявкнул отец. — Никогда.
— В таком случае мы останемся в Лондоне, — деловито заявила Мадлен, нисколько не смущаясь. — Мне придется притвориться французской аристократкой. Приятельница Брэддона обещала дать мне уроки этикета. Затем я отправлюсь на бал, где встречу Брэддона. Он влюбится в меня, и мы поженимся. Вот и все!
Гарнье скривил рот. Такая канитель была ему явно не по вкусу.
— А если кто-нибудь разнюхает? — проворчал он, глядя на Брэддона.
— Я женюсь на Мадлен сразу же после знакомства, — ответил тот. — Да я и сейчас готов на ней жениться, какая она есть. И никто в семье запретить мне это не может. А на то, что подумают обо мне в высшем свете, я плевать хотел.
Впервые в глазах Гарнье зажглись искорки симпатии к будущему зятю.
— Ты можешь выдать себя за дочь маркиза де Фламмариона, — нехотя сказал он. — Возраст у вас примерно одинаковый.
— О, папа, — воскликнула Мадлен, — как ты замечательно придумал! — Она повернулась к Брэддону. — Папа работал в поместье маркиза. Когда мы бежали из Франции, я была еще совсем маленькой и ничего не помню, но папа много рассказы вал мне об имении в Лимузене и о доме в Париже на рю де Вожирар. Маркиз вел довольно странный образ жизни, редко куда выезжал. Но его супруга была очень красивая и элегантно одевалась.
