Джоанна Линдсей - Любовь не ждет
Стряпня Тиффани с каждой неделей продолжала улучшаться, хотя жаркое, которое она приготовила на третий день и за которое получила столько комплиментов и благодарностей, осталось непревзойденным. Поразительно, но она начала получать удовольствие от готовки, точнее, не от самой готовки, потому что погода становилась все жарче и кухня тоже. Потеть было так неприятно! Но Тиффани обнаружила, что опыты со специями могут быть увлекательными. Она зарезервировала для этого ленчи, на которые большинство домочадцев не являлось. И вела заметки! Даже это было развлечением. Она составляла собственные рецепты! И все, что получалось вкусно, перемещалось в обеденное меню.
В следующую субботу Хантер не поехал в город с остальными. Он остался дома учить Тиффани играть в покер. Это можно было сделать в любой вечер, но Хантер заявил, что он играет в покер только по субботам, а значит, это должно быть сегодня или никогда.
Тиффани не считала это хорошей идеей. Она и так проводила с Хантером слишком много времени. Он даже завел привычку присоединяться к ней по вечерам, чтобы полюбоваться закатом, в дружелюбном молчании сидя на качелях рядом с ней и Максимилианом. А если он говорил, то всегда заставлял ее смеяться. Неудивительно, что он уговорил ее сыграть в этот вечер в карты.
Они расположились за покерным столом в гостиной, просторной комнате с высокими потолками. Их смех звучал так громко, что Закери прикрикнул на них с лестницы, чтобы вели себя потише. Однако как Тиффани ни старалась, изучая карты в своей руке, она не могла выиграть и начала подозревать, что Хантер жульничает. Но даже это было забавно.
Право, ей надо перестать развлекаться в его компании. И не следует чувствовать себя так непринужденно, ведь она постоянно смеется, плененная его юмором. Плененная! Еще одно забавное воспоминание. Она пленила настоящего бычка!
Это случилось в тот день, когда Хантер пригласил ее покататься верхом. Он позволил ей выбрать направление, в котором они поедут. Она захотела посмотреть, какой вред наносит пастбищам медная шахта, поэтому они поехали на восток. Каллаханы не преувеличивали. Трава над лощиной, где располагался лагерь шахтеров, почернела от сажи. Из за разработок, которые велись под пастбищем, в земле образовался большой провал. Приблизившись к нему, они услышали рев бычка. Очевидно, еще один провалился в образовавшуюся яму. К счастью, неглубоко, застряв в отверстии. Судя по виду, он не пострадал, но не мог выбраться самостоятельно.
Хантер спешился и схватил моток веревки, прикрепленный к седлу. Увидев, что он собирается накинуть петлю на шею животного, Тиффани вспомнила рассказ Мэри о том, как та наслаждалась, отлавливая заплутавших телят, и попросила Хантера позволить ей попробовать. Он удивился, но показал, как это делается. Мэри была права. Это оказалось очень весело, хотя веревка несколько раз обматывалась вокруг Тиффани вместо шеи животного, прежде чем ей удалось захомутать бычка.
Но это определенно задержало их возвращение на ранчо. Солнце начало садиться, когда они двинулись назад. Тиффани отстала от Хантера, любуясь закатом.
— Если вы будете ловить ворон, — сказал он, — мне придется вести вашу лошадь в поводу.
Она усмехнулась.
— Извините, но здесь так красиво, а закаты такие живописные.
Он рассмеялся.
— Я уже понял, что они вам нравятся. Если бы вы наблюдали их всю свою жизнь, как я, то не обращали бы на них такого внимания.
— Вам можно позавидовать. В городе горизонта просто не видно. Вокруг — здания, и самое большее, что можно увидеть, прежде чем скроется солнце, — это розовая полоска высоко в небе. Но ничего, подобного этому.
Идеальный конец восхитительного дня. Эта мысль встревожила Тиффани. Когда же она начала наслаждаться обществом Хантера? Она не провела здесь и двух недель, хотя дело движется к тому. И ничуть не продвинулась в своих поисках мирного разрешения семейной вражды, не включающего свадьбу. Хантер мог бы… если бы пожелал.
Это мысль засела у Тиффани в мозгу, и когда они, оставив лошадей в конюшне, двинулись к дому, она небрежно поинтересовалась:
— А вы не думали о том, чтобы заключить постоянный мир с соседями, не связывая себя узами брака… раз вы не хотите жениться?
— Я не говорил, что не хочу жениться. Просто не на ней.
— Даже если она хорошенькая? То есть, — поправилась она, — я слышала, что ее мать красива.
— Дочь, наверное, тоже, но это не имеет значения. Я с детства ненавидел эту семью. Не думаю, что это чувство когда нибудь пройдет. Оно всегда будет оставаться в глубине души, отравляя наше существование, и рано или поздно вырвется на поверхность. Даже не по ее вине. — Он вдруг удивленно нахмурился и добавил: — Я никогда никому не рассказывал об этих опасениях.
Тиффани поспешила в дом. Она предпочла бы, чтобы Хантер и ей не рассказывал о них.
Глава 39
Ее стряпня опять имела успех, и вечером Тиффани поднималась к себе в комнату с улыбкой на губах. Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, и она подумывала о том, чтобы написать письма друзьям, оставшимся дома. Ей не обязательно самой ехать в город, можно попросить кого нибудь из домочадцев отправить письма. Конечно, она не может рассказать своим друзьям, что затеяла, но почему бы не поделиться с ними впечатлениями от Монтаны — при условии, что они не расскажут ее матери. Она по прежнему должна думать, что дочь терпеть не может эти края.
К этому времени Роуз наверняка получила ее второе письмо, и Тиффани почти ожидала срочной телеграммы с лаконичным «возвращайся домой». Но возможно, мать захочет изложить свои мысли более обстоятельно: с упреками, извинениями, но желательно без риторического «ты уверена?». Тиффани беспокоило, что Роуз, как и Сэм, попытается убедить ее, что ей просто не повезло — стать свидетельницей такого количества насилия за такой короткий срок. Может, это и неудачное стечение обстоятельств, но Тиффани не изменит своего решения.
Развязав ленту, стягивавшую волосы на затылке, Тиффани тряхнула головой, чтобы они рассыпались по спине. Затем разложила на постели одну из своих новых ночных рубашек, чтобы переодеться и приняться за письма. По крайней мере миссис Мартин сшила ей две нормальные ночные рубашки: одну, с длинными рукавами, для зимы и вторую, с короткими, для лета. Но поскольку когда наступит зима, Тиффани здесь не будет, она укоротила рукава у зимней рубашки, чтобы носить сейчас обе.
Вытащив вставку из блузки, она подошла к зеркалу в дверце гардероба, чтобы посмотреть на себя без нее. Ей не следовало этого делать. С распущенными по плечам волосами, в этой нелепой блузке Тиффани не узнала себя. Вспыхнув, она поспешно захлопнула дверцу.
