Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела
Глава 47
На следующий день, 30 мая, нас подняли в шесть часов. Пока мы оделись, умылись, в семь часов построение. В семь тридцать нас накормили, выдали пайки на три дня, дали инструкции. Капитан завел меня в свой кабинет, канцелярию роты, достал из сейфа бумаги.
- Это ваши новые документы, получите.
Я расписался, прочитал удостоверение: Краузе Иван Вильгельмович, 15-я стрелковая дивизия, 6-й батальон, 8-ая рота…
- Вы рядовой, звать вас будут Иван. Запомните, - сказал капитан, – а свое настоящее имя забудьте.
Так из Ганса, я стал Иваном и сменил свое имя, надев советскую форму, превратившись в русского солдата.
Потом дали команду, мы расселись по машинам, часть пошли пешком…
В общей сложности, на учения нас собралось сотни три, целый батальон. Полигон находился примерно в километрах тридцати от того места, где мы были, то есть от передовой. Расположились мы в палатках, примерно по десять человек, спали на матрасах.
В первый же день мы отрабатывали стрельбу по мишеням. Я конечно несколько волновался, но в итоге отстрелялся на отлично. Стали осматривать мишени.
- Снайперы прямо у тебя бойцы! – похвалил Ваню Колесов.
- Краузе, товарищ капитан.
- Краузе?! Молодец!
- Так точно, - ответил Ваня.
- Стреляет тоже не промах.
- Отличные стрелки, товарищ капитан!
Колесов посмотрел на меня.
- Рядовой Краузе, отличная боевая подготовка! Метко стреляете!
- Спасибо. Меня так учили, - сказал я, немного смутившись.
- Что ж? Посмотрим, как вы себя проявите в бою,- он оглядел меня снова с ног до головы,
А вермахт лишился хорошего солдата! Было ваше – стало наше! Думаю, вы нам еще пригодитесь. Становитесь в строй.
- Есть!
Все ребята были высокими, и во взводе я был едва ли не самым маленьким, со своим ростом, сантиметров на семь десять ниже. Но что говорится – «мал да удал!»
На второй день нас привели на место, где были вырыты траншеи, там мы должны были отрабатывать прием по метанию противотанковых гранат, пропуская танки через себя, так называемую «обкатку». Имитировали немецкие танки, русские Т-34. По команде, они начинали двигаться по направлению к траншеям, переезжали их, а затем мы бросали в них имитацию противотанковых гранат и бутылок с горючей смесью. Во время этого мы залегали на дно, и прижимались как можно плотнее к земле. Сначала было действительно страшно, нам казалось, что нас сейчас раздавят! Края траншеи осыпались, и нас слегка присыпало землей, но с каждым последующим разом этот страх проходил, и мы переставали бояться танков.
Потом был марш-бросок на десять километров, с реально поставленной боевой задачей, где мы должны были вытеснить противника и занять важную высоту. Отрабатывалась также техника владения различными видами оружия и приемами рукопашного боя.
Мне пришлось нелегко, я старался не отставать изо всех сил. Было тяжело, не хватало дыхания, я еще полностью не восстановился после ранения. Хотя я и был тренирован, но за время, что лежал в санчасти потерял былую форму и сноровку. Мне приходилось снова все восстанавливать трудом и упорными тренировками.
Через пять дней мы вернулись обратно. За время учений я успел сдружиться с русскими ребятами, да и они тоже ко мне попривыкли.
- Слышишь, «волчонок»? А ты кем до войны был? – спросил Федя.
Меня так назвали, наверное потому, что до этого я носил немецкую форму. Охота на немцев у разведчиков называлась охотой на «волков». Достать «языка»- значит добыть «волчью шкуру», а сесть в засаду, на жаргоне означало «поставить капкан».
- Как понять кем?
- Кем работал?
- Я? Журналистом в газете.
- Представитель прессы значит, интеллигенция?
- Да.
- И о чем же ты писал? Гитлеру, хвалебные оды? – спросил Александр Гузынин.
Об этом меня уже спрашивала Катя.
- Нет.
- Тогда о чем же?
- Обо всем. О знаменитостях, известных актерах, светских новости, сплетни, театральная критика… Политики я не касался. Вернее пытался писать, но мне быстро рот затыкали. Редактор не печатал скандальные статьи с критикой на Гитлера и немецкое руководство. У нас везде жесткая цензура, дышать нельзя от такой свободы слова. Приходилось заниматься переводами и другой ерундой…
- И сколько же ты зарабатывал? – спросил Мелешников Ваня.
- По разному. Иногда четыреста марок, не очень много, но мне хватало. Надо было ребенка кормить, покупать игрушки. Себе покупал одежду, обувь, даже оставалось немного.
- И много ты накопил? – спросил Славик.
- Нет, я копить не умею. У меня все уходит, утекает как вода. Я, как сказать?
- Транжира?
- Да, наверно. Я люблю гулять, как у вас говорят, на широкую ногу. Пиво, девочки… все такое. Правда, девочек у меня не было уже давно. Я даже почти забыл, когда это было.
Ребята засмеялись.
- Наших девочек, небось пробовал.
Я немного замялся.
- Ну…было несколько раз. Вообще нам запрещают спать с русскими девушками, у нас это не приветствуется. Я не заставлял, сами на шею вешались, а я не железный.
- Ты что же, хочешь сказать, что наши бабы шалавы? Шлюхи продажные? Мы здесь воюем, кровь проливаем, а они нам рога наставляют с немецкими офицерами?! – явно завелся Михаил Логозинский.
- Не обижайтесь, не все, - ответил мягко, стараясь разрядить обстановку. - Некоторые по морде давали, к таким я даже не лез. Мне нравится женщинам удовольствие доставлять, а если не хочет? Я сильно не обижаюсь, другую найду, а проститутки, шалавы, они везде есть, и в Германии тоже, везде одинаковы. Не надо из-за них… Думаете, вы не переспали бы, с какой ни будь хорошенькой фрау? Все беды от женщин!
- Может он и прав, - согласился Ваня.
- Я с одной женщиной переспал, у нее муж погиб, она мужчины, год наверное не видела, скучала. Что здесь такого? Утром проснулся, а она с поленом стоит! Как она меня не убила? Не знаю. Я полено забрал, а она в слезы и плакать! Ночь всего у нее был, а потом ушел. Я ее даже не тронул, клянусь, ни ее, ни ребенка! Помог даже чем мог, дров, воды принес… Больше, я ее не видел.
- Тоже мне благодетель нашелся! – вставил один из ребят.
- А жена у тебя есть? – спросил Ваня.
- Нет, умерла. Я ее любил, очень сильно, когда потерял, чуть с ума не сошел от горя, тяжело было. Даже жить не хотелось, если бы не ребенок… Дочка на нее похожа, - я горько вздохнул.
- Сколько ей?
- Три года.
- Как зовут?
- Катарина. Я зову ее Катрин. Сейчас уже выросла наверно. Я два года ее не видел и наверно уже не увижу. Все бы сейчас за это отдал!
