Светлана Берендеева - Княжна
– Мария Борисовна? Вы гуляете? Одна? В такое время?
Мария медленно повернулась и тоскливо сказала:
– Я не одна, здесь отец Феофан.
Алексей подошёл совсем близко, и до неё явственно донёсся запах вина.
– А отцу Феофану надо молиться, а не с боярышнями гулять, – он пошлёпал губами и сглотнул.
Инок вздохнул.
– Пойдёмте, Мария Борисовна, прохладно становится.
– Вы идите, идите. А княжна пусть останется. У меня к ней разговор, оч-чень сурьёзный.
Алексей, казалось, пьянел на глазах.
Они поспешно пошли ко дворцу, а царевич тащился сзади и с пьяной настойчивостью бубнил:
– Постойте, Марь-Борис-сна… оч-чень сурьёзно… жизнь и смерть…
В замке Мария сразу пошла к себе, а рванувшегося за ней Алексея задержал Феофан, благо был он силён, хоть и монах.
К завтраку Мария вышла. Что уж теперь прятаться – избегаемая встреча случилась. Царевич выглядел весьма помято после вчерашнего. Царь тоже. Разница была в том, что царь, приняв перед едой водочки, быстро поправился, а царевич куксился до конца завтрака.
– Не умеешь ты, Алёшка, пить, учиться надо, – покровительственно охлопывал по спине и плечам Пётр сына.
Алексей от этих хлопков ещё больше скруглял спину.
– Господин канцлер, – обратился Пётр к Головнину, – готов ли вчерне договор брачный?
Тот бросил вопросительный взгляд на подканцлера Шафирова, получил утвердительное подмаргивание и достойно наклонил голову.
– Готов, государь.
– Ну вот, сейчас перечтём его, перебелят, и езжай, Алёша, с Богом. Невеста хорошая, а партия ещё лучше.
– Государь, дозвольте ещё на денёк задержаться, – промямлил Алексей.
– Это ещё зачем? – вскинулся Пётр, но почувствовав на своём локте мягкую руку Катерины, добавил тише:
– Ладно, после поговорим.
А перед обедом разразилась гроза. Бушевал царь. Да так бушевал, что даже бойкая самоуверенная Глаша бегала с бледным лицом и трясущимися губами.
Именно она и доложила Марии, что ей велено обедать у себя и за порог своей комнаты не выходить, чем ввергла её в сильное недоумение. Сразу прибежала Варенька с очень круглыми глазами.
– Маша, что деется-то! Государь на наследника кричит. Я, кричит, лучше в монастыре тебя сгною… А про тебя… – она подняла ладони к лицу, – про тебя даже непотребно говорит.
Мария молчала.
– Да скажи ты, в чём дело.
– Я не знаю. Правда, – она посмотрела близко в глаза подруги.
– Ну, я побегу. Я просилась с тобой здесь обедать – не пустили. Я сразу приду.
Гадать о причинах Мария не стала – сами скажут. С аппетитом съела гороховый суп и котлеты, закусила всё это лимонным мороженым… Поскольку беседовать ей было не с кем, за едой читала. И неожиданно открыла, какое это удовольствие – читать за едой. Она даже съела больше, чем обычно, в увлечении книгой. Смешливо подумала:
– Хорошо бы подольше мой арест продлился.
Прервала это удовольствие запыхавшаяся Варенька.
– Слушай! Всё из-за того, что царевич просил дозволения на тебе жениться. Сказал, иначе руки на себя наложит, и плакал. Надо же, Маша, как ты в любви удачлива. Ты что? Зуб болит?
Мария с тоской посмотрела в оживлённое лицо подруги. Опять! Когда же это кончится!
– Маша, – удивилась Варенька, – неужели ты царицей стать не хочешь? А я вот не пойму, за что на тебя-то царь огневал? Твоей вины ведь тут нету, это он всё сам, царевич-то.
Весь оставшийся день к Марии прибегали пересказать слова всё ещё бушующего царя то Варенька, то Нина, то Глаша, и надоели ужасно. Заходили Катерина Алексеевна с Марьей Васильевной. Катерина вздыхала, а княгиня смеялась:
– Ну, Мари, ты просто какая-то роковая женщина, мужская погибель!
– По-моему, если кому и погибель, так мне, – бурчала Мария.
– Ну-ну, не печалься, утрясётся.
– С тобой отец Феофан поговорить хотел, – вспомнила Катерина.
Мария выпятила подбородок.
– Мне ж велено из комнаты не выходить!
– Ну, к святому-то отцу можно.
Феофан ждал её в соседней гостиной, был серьёзен.
– Отрадно видеть, дочь моя, что ты не потеряла присутствия духа и не предаёшься напрасному унынию.
Мария спросила с простодушным видом:
– А должна была предаваться?
Инок рассмеялся.
– Государь, отпуская меня к вам, княжна, напутствовал дать вам утешение и наставить на путь истинный. Я же зрю, что утешение вам не надобно. Что же касается наставлений – поскольку ваша встреча с наследником была в моём присутствии, то я могу свидетельствовать, и свидетельствовал уже перед государем, что вины вашей нет никакой.
– А государь не внял, – усмехнулась Мария.
– Внял несколько. Но его пылкий нрав… Однако, я вижу, вы пришли с томом Декарта. Поговорим о его философии?
– Почему Декарта, – Мария раскрыла книгу, – тут же написано Картезий?
– Это латинское имя. От рождения же он назван Рене Декартом, он француз.
– Француз? – удивилась Мария. – А я по невежеству думала, что из Франции только театр, да музыка, да танцы, ну и наряды да амурная наука.
Феофан улыбнулся.
– Французская нация весьма талантлива во всех областях, и французская живость характера не мешает углубляться в самые серьёзные предметы.
Но поговорить о серьёзных предметах им не удалось. В дверях возник царь и сразу закричал:
– А-а, улыбается сидит, цветочек лазоревый! Довольна, что весь политик мне портит.
Мария поднялась и начала делать этикетный поклон, длинный, в пять переступов.
– Ладно тебе кланяться, садись, – крикнул Пётр.
Но она упрямо довершила поклон и опустилась напоследок почти до полу, не согнув передней коленки.
– Ну всё? Садись теперь, – буркнул Пётр уже спокойнее.
Мария села, выпрямив спину и сложив руки на коленях.
Пётр вздохнул.
– Мешаешь ты мне, Марья. Ладно, ладно, – отмахнулся он от подавшегося было к нему Феофана, – сам знаю, большой вины за тобой нет. Без умысла ты. Что делать, все вы Евины дочки. Однако в сыне моём крепко эта дурь засела. И пока он хоть малую надежду иметь может, выкрутасы свои не бросит.
Пётр помолчал, разглядывая её.
– Сначала решил я в монастырь тебя определить. Но раздумал. И не из жалости, – покосился он на Феофана, – а думаю, лучше всего тебя замуж отдать. Поскорее.
Мария похолодела.
– Я не хочу замуж, государь.
– А я тебя не спрашиваю! – гаркнул Пётр. – Молодой Шереметев хотел – на здоровье. Он сегодня-завтра с донесением прибыть должен, сразу и свадьбу сладим.
Он встал.
– Это моё тебе слово. А покуда носу никуда не кажи.
На негнущихся ногах дошла она до своей комнаты, на расспросы Вареньки не ответила, сказала спокойно:
– Будь добра, кликни девку, я помыться хочу, в поту вся.
– Он так орал на тебя? – округлила глаза Варенька и умчалась.
