Кэндис Проктор - Где танцуют тени
– Да, до меня доходил такой слушок.
– Но вы не поверили?
– Я не поверил, что чаровница вскружила голову Россу. Вы его не знали, а я знал. Александр был чрезвычайно верным – не только своему отечеству, но и своим друзьям и любимой женщине. Он никогда бы не изменил невесте.
– Кто же распространил подобную молву?
– Напрашивается предположение, что тот, кто на самом деле позволил себя прельстить.
Девлин отпустил полковника и отступил на шаг:
– Намекаете на сэра Гайда Фоули?
– Наверняка не скажу, – поправил галстук Чернышев, – но определенные подозрения у меня имеются.
* * * * *
Себастьян, все сильнее ощущая необходимость безотлагательных действий, начал поиски сэра Гайда Фоули с Даунинг-стрит, затем побывал в Карлтон-хаусе и Уайтхолле. Виконт как раз сворачивал в классические ворота Адмиралтейства, когда услышал вознесшийся над громыханием телег и экипажей пронзительный, простецкий оклик своего грума:
– Хозяин!
Обернувшись, Девлин увидел Тома, мчавшего стремглав между неповоротливым фургоном с углем и важно выступавшей глянцево-вороной парой, тянувшей фаэтон.
– Хозяин! – резко остановился запыхавшийся мальчишка. – Мы кой-чего нашли! Жена помощника смотрителя, что живет в сторожке на Корнер[48], признала заезжавшую нынче утром в парк карету и серых в яблоках лошадей. Они из частной конюшни на Кентиш-Таун-роуд. Матушка Калхоуна вроде как водит дружбу с тамошним хозяином, и тот сказал, что экипаж нанял тип по имени Салливан. Тодд Салливан.
– Салливан? – нахмурился виконт. – Это еще кто?
– Жюль говорит, пьянь подзаборная, возле таверны «Замок» ошивается!
* * * * *
Пленниц привезли в состоявший из одной комнаты заброшенный каменный домик с прохудившейся соломенной крышей где-то к северо-западу от города.
Дом стоял в конце разъезженной, заросшей просеки. Побитые окна были заткнуты тряпками, пустой двор оброс бурьяном.
Кучер – невысокий морщинистый кокни без одного уха[49] – привязал лошадей под покосившимся навесом, из чего Геро сделала вывод, что похитители собираются тут задержаться по меньшей мере на какое-то время. Затем старик отправился собирать хворост, в то время как его напарники спроворили нехитрый стол из хлеба, сыра и колбасы, сдабривая трапезу обильными возлияниями из бутылки с джином.
Никто не предложил баронской дочери ни еды, ни питья. Но ее хотя бы не связали, и она могла прохаживаться взад-вперед по комнате, постоянно чувствуя на себе задумчивый взгляд Салливана. Мари безвольной кучей осела возле закопченного очага, сотрясаясь от рыданий, время от времени перемежающихся тонким, пронзительным подвыванием.
– Ну-ну, – мисс Джарвис принялась вполголоса увещевать безутешную служанку, неуклюже ее приобняв. – Не бойтесь, Мари. Нам не причинят вреда, вот увидите. Все будет хорошо.
Подняв глаза, она натолкнулась на ухмыляющийся прищур Салливана.
– Неужто жалеете ее?
– А вас это забавляет? – сухо спросила Геро.
– Ага, еще как. – Молодчик отхлебнул очередной глоток джина. – А откуда, по-вашему, мы узнали, где и когда вы окажетесь? Это она нам сказала, – кивнул бандит на причитавшую в объятиях хозяйки горничную. – Продала вас, вот оно как. За гинею. Только не сообразила, что и сама входит в эту цену.
Мари подняла голову, открывая залитое слезами, сморщенное личико.
– Я сделала, что вы хотели! – прорыдала она, умоляюще взирая на похитителей. – Почему вы меня не отпустите? Вы же получили ее!
Но Салливан только захохотал и отвернулся.
Геро смотрела, как он встал в открытых дверях, выглядывая на залитое солнцем подворье, а затем перевела глаза обратно на служанку.
– Почему, Мари? – негромко спросила она. – Почему вы так поступили?
Горничная с лицом, застывшим от чувства, чрезвычайно похожего на ненависть, фыркнула:
– По-вашему, я должна была довольствоваться платьями с барского плеча и парой дешевых побрякушек? Думали, раз платите мне жалованье, то и верность мою купили?
– Как ни странно, да. – Баронская дочь всегда щедро вознаграждала слуг – как из философских, так и практических соображений.
Мари презрительно скривилась:
– Ну и дура.
– Безусловно. – Геро так и подмывало добавить: «С другой стороны, учитывая обстоятельства, такое определение вполне применимо к тебе самой», но она оставила замечание при себе.
Служанка снова начала всхлипывать. И хотя было понятно, что эти слезы вызваны не только страхом и жалостью к себе, но и ненавистью к хозяйке, мисс Джарвис продолжала обнимать горничную и всячески старалась ее утешить.
Время шло, тени на дворе удлинялись, а Геро задавалась вопросом: если предательница попросит прощения, достанет ли у нее великодушия даровать его?
Но та так и не попросила.
* * * * *
Бандиты убили Мари, как только сумерки начали накрывать двор.
Что мисс Джарвис ни делала, ей не удавалось унять безумолчные стенания горничной. В конце концов Салливан вытащил из сапога ужасного вида кривой нож и, подскочив, ухватил служанку за волосы. Геро увидела, как откинулась голова Мари, и поспешно отвела взгляд, но не могла не слышать хриплое бульканье и стук упавшего на каменные плиты бездыханного тела.
– Я так понимаю, страховка вам больше не нужна? – она заставила себя посмотреть убийце в глаза.
Салливан вытер лезвие о платье мертвой горничной и сунул финку обратно в голенище.
ГЛАВА 44
Себастьян не был настроен миндальничать.
Дуло пистолета, приставленное к виску одного из дружков Тодда Салливана в таверне «Замок», позволило выяснить, что молодчик частенько пользуется ветхой лачугой на опушке Борхэмского леса возле деревни Элстри[50].
Виконт нанял в ближайшей частной конюшне лошадь, а Тому поручил отнести записку на Боу-стрит.
– А чего мне нельзя с вами-то? – вогнув голову, напряженным голосом спросил грум, подтягивавший седельную подпругу. – Это из-за того, что я наговорил про мисс Джарвис, да? Вы поэтому мне больше не доверяете…
Девлин положил руку мальчишке на плечо:
– Ты же знаешь, я обязан тебе жизнью. Возможно, сейчас я отправляюсь в ловушку. Нужен надежный человек, чтобы доставить это письмо. А теперь беги, – велел он и выехал из ворот конюшни, пришпоривая коня.
* * * * *
Для Геро темнота наступила слишком быстро.
Хибару освещала единственная сальная свеча, поставленная на краю дощатой столешницы, да еще мягкие отблески огня, зажженного в очаге возницей.
