Сюзанна Энок - Уроки плохих манер
— А ведь это ты раздел меня снова, — напомнила Тереза, вставая и покачивая бедрами до тех пор, пока подол ее сорочки не опустился вниз. — И не пытайся сменить тему разговора.
Бартоломью с неохотой застегнул брюки и подхватил брошенный Терезой жилет.
— Сегодня утром я встретился с Веллингтоном. Вообще-то я хотел проникнуть в штаб конногвардейского полка, отыскать в документах имена солдат, подвергшихся нападению в Индии и выживших, а потом потребовать суда, призванного решить вопрос о моей компетентности. Я скорее всего проиграю, но красноречию моему позавидует сам Цицерон.
Бартоломью заметил, как вздрогнула Тереза.
— Толли, если тебя признают виновным в трусости, то могут повесить.
— Знаю. Но я по крайней мере добьюсь того, что все заговорят о «душителях», вместо того чтобы считать их вымыслом.
— У тебя вряд ли получится. Попытайся найти иной способ.
Бартоломью долго сидел и молчал, наблюдая за тем, как Тереза надевает платье. Словно по мановению волшебной палочки она на глазах превращалась в благопристойную молодую леди, которую он впервые встретил в этом доме. Только вот прическа растрепалась да юбка слегка помялась.
— Ты приехала меня навестить, — наконец произнес Бартоломью. — Это побудило меня поменять планы.
— По крайней мере скажи, что ты намерен предпринять.
— Если я ничего не сделаю, то и буря не поднимется, — ответил Бартоломью. И так будет лучше для мисс Уэллер. Он жестом попросил Терезу подойти ближе, а потом встал, чтобы застегнуть ее прелестное платье из желто-зеленого муслина. — Но я должен исполнить свой долг перед погибшими. — Толли глубоко вздохнул. — А еще у меня есть долг перед тобой.
— Я не стану лгать, Толли. При мысли о бросаемых на меня косых взглядах я чувствую себя неуютно. Но дело не во мне. Если у кого-то и есть законная причина на то, чтобы поднять бурю, то только у тебя.
Бартоломью запечатлел на шее девушки поцелуй.
— Я постараюсь действовать как можно осторожнее. Веллингтон обещал прислать кое-какие бумаги. Хочу сначала заглянуть в них, прежде чем сделаю следующий шаг. — Бартоломью надел сапоги, поморщившись, когда боль вновь пронзила левое колено. — Ну и что мы скажем, если спросят, чем мы занимались в присутствии Лакаби?
— Не надевай сюртук, — сказала Тереза. — Нам не придется ничего выдумывать, потому что я собираюсь тебя подстричь.
Бартоломью снова охватила тревога, но он прогнал неприятное ощущение прочь. Тереза уже не раз доказала, что доверяет ему, а теперь он знал наверняка, что ей тоже можно верить.
— А, значит, ты замыслила это с самого начала? Тесс улыбнулась:
— Да. Я нарочно соблазнила тебя, чтобы потом привести в порядок твою львиную гриву.
— Весьма неожиданный ход.
Когда Тереза отвернулась, чтобы взять туфли, Бартоломью схватил ее за запястье:
— Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь.
Тереза вскинула голову:
— Какую же?
— Ты моя. И не выйдешь замуж ни за Монтроуза, ни за кого-то другого. Мы теперь вместе. Навсегда!
Тереза быстро встала на носочки и запечатлела на губах Бартоломью поцелуй.
— Как хорошо ты это сказал!
— Тогда принимайся за работу. Да сделай меня неотразимым, чтобы новая прическа склонила многих на мою сторону.
— Что ж, постараюсь, но реально ли превратить тебя в красавца? Я бы на твоем месте не слишком на это надеялась.
Бартоломью рассмеялся. Что бы ни ждало его в будущем, он отныне станет совсем другим человеком. И все это благодаря дерзкой девчонке.
— Пообещайте, что приедете в этом году в Эссингс поохотиться на фазанов.
Тихо засмеявшись, Адам, лорд Хаддерли, кивнул:
— Я давно ждал приглашения, Кроули. Буду очень рад.
Они покинули палату лордов, чтобы сделать перерыв на обед, и все это время Хаддерли приходилось поддерживать довольно скучную беседу с графом Кроули. Он всегда так поступал: находил какого-нибудь не слишком требовательного человека, который служил бы ему барьером между ним и представителями знати, желающими обеспечить своим сыновьям или племянникам руководящие должности в Ост-Индской компании.
Все это было чертовски неприятно, но иногда, выполнив просьбу какого-нибудь из просителей, можно было получить парочку дополнительных голосов в парламенте. Да и сам Кроули не прочь стать своим в избранном кругу сливок общества. А охота на фазанов в Эссингсе, говорят, отменная.
У подножия лестницы Хаддерли заметил одного из своих людей, отчаянно размахивающего руками, желая тем самым привлечь его внимание. Сохраняя на лице невозмутимое выражение, он извинился перед своим собеседником и спустился вниз.
— Что случилось, мистер Питерс? — спросил он, беря клерка под руку и спускаясь по лестнице вместе с ним.
— Полковник Джеймс приезжал сегодня утром в Эйнсли-Хаус, милорд.
Хаддерли нахмурился:
— Веллингтон был генерал-губернатором Индии. Он не станет предпринимать действий, вследствие которых будет поставлено на карту его положение в обществе. Всем известно, что он жаждет стать премьер-министром.
— Джеймс встал на пути экипажа, в котором ехал герцог, и вынудил его остановиться. Веллингтон вышел и разговаривал с ним некоторое время. Мне не удалось расслышать слов, но полковник Джеймс выглядел вполне… удовлетворенным.
— Ну, это не страшно. Нужно просто пристально присматривать за ним. Возьмите столько людей, сколько вам нужно, мистер Питерс. Я не люблю сюрпризов.
Клерк почтительно склонил голову:
— Я позабочусь об этом, милорд.
Очень скоро Бартоломью Джеймса все вокруг будут воспринимать лишь как скомпрометировавшего и опозорившего себя вояку. И чем смешнее и нелепее он будет выглядеть, тем лучше. Ведь его проклятые раны и репутация опытного и компетентного офицера все же породили новую волну разговоров о «душителях».
Но если он начнет искать союзников и собирать улики, с ним придется разобраться. Рисковать вложенными в дело миллионами нельзя. Ни под каким предлогом.
Тереза удовлетворенно прошлась вокруг собственного творения. Теперь Бартоломью Джеймс принадлежал ей. Каждой частичкой своего существа.
— Ну как? — спросил Толли, вскинув бровь.
— На мой взгляд, все еще немного длинновато, — заявил Лакаби, сметавший клочья темных, отливающих медью волос в аккуратные кучки.
— А мне нравится, — произнесла Тереза, останавливаясь перед Толли. Ей ужасно хотелось его поцеловать, но вместо этого она легонько провела пальцами по вискам.
— Очень хорошо, что на меня накинута простыня, — пробормотал Бартоломью, прижимаясь к ее руке.
