Элоиза Джеймс - Роман на Рождество
– Нет, она действительно моет мне голову каждый вечер, только иногда на это уходит довольно много времени.
– Сколько?
– Обычно не больше двух часов, – ответила Поппи и тут же болезненно охнула – это Флетч попытался пальцами, как гребешком, разделить спутанные пряди.
– Целых два часа! – ахнул он, оставив ее волосы в покое. – Ты тратишь на это целых два часа каждый вечер? Так было и тогда, когда я приходил к тебе в спальню? После моего ухода ты целых два часа мыла голову?
– Да, – ответила Поппи, бросив на мужа недоуменный взгляд. Мокрые пряди крысиными хвостиками падали ей на глаза. – Иногда я так уставала, что слипались глаза, но спать с пудрой в волосах я все равно не могла – к вечеру голова начинала ужасно чесаться. Временами к ужину я просто с ума сходила от зуда, и мне было трудно усидеть на месте.
Флетча осенило.
– Дорогая, не хочешь ли ты сказать, что когда мы занимались любовью, у тебя чесалась голова? – медленно, еще не веря в то, что услышал, спросил он.
– Только иногда, – тоном провинившегося ребенка ответила Поппи, чувствуя, что была слишком откровенной.
Флетч уставился на нее, не в силах произнести ни слова. У него появилось ощущение, что он долго-долго скитался в кромешной тьме, но над ним наконец-то забрезжил спасительный рассвет.
Неужели Поппи так странно вела себя в постели из-за неудачной прически?
– Ты дрожишь, дорогая, – опомнился он. – Пожалуйста, сними рубашку, иначе замерзнешь. Не бойся, я не буду смотреть.
Он подошел к камину, подкинул в него еще дров. Позади послышался мокрый шлепок. Герцог пошевелил кочергой угли, напряженно размышляя. «Прежде всего нельзя торопиться. Надо действовать очень медленно и молиться о продолжении непогоды. И еще: пусть Поппи увидит, что мне неинтересно ее тело, убедится, что может мне доверять…»
Это значило, что ночью не стоит ждать от нее уступок… Флетч чуть не застонал от досады – каждая мышца его тела, включая и самую для него главную, протестовала против вынужденного воздержания. Но что делать, придется взять себя в руки, тем более что в дальнейшем воздержание грозило стать постоянным. Флетч наконец начал осознавать, до какой степени он не знал Поппи. Как он мог не понимать, что все те часы, пока он наслаждался ее телом, бедняжка томилась от отчаянного желания вымыть голову?
Он вспомнил, что Поппи всегда возражала, когда он хотел коснуться ее волос. И он всегда сдавался – кто же из мужчин не знал, сколько времени требовала дамская прическа?
Вода в ведре, стоявшем у камина, была еще теплой. Флетч зачерпнул ее ковшиком и, не глядя, вылил на Поппи. Взвизгнув от неожиданности, она обернулась, желая узнать, не подсматривает ли он за ней.
Герцог не подсматривал. Если бы он хоть раз взглянул на это прелестное розовое, блестящее от воды тело, похожее на леденец (о, это был самый вкусный леденец в его жизни!), то набросился бы на нее, как голодный зверь на долгожданную добычу.
Но вместо этого Флетч спокойно, как человек, совершенно равнодушный к сексу, обошел Поппи, полил ее волосы жидким мылом, взял гребень и принялся за вычесывать пудру и смолу.
Пятнадцать минут активных усилий не принесли никакого результата.
– Послушай, Поппи, смола не поддается, – забеспокоился Флетч. – Придется ее срезать вместе с волосами, хотя бы частично. Особенно вот эту длинную прядь.
Он взял один из крысиных хвостиков, лежавших на спине жены, – кроме того, что в спутанных волосах смешались смола и пудра, из них торчало еще и перо.
Поппи подняла голову, и Флетч с ужасом заметил у нее на щеке слезу.
– Ты уверен, что иначе нельзя? – спросила герцогиня.
– Мне очень жаль. Посмотри сама.
Она взглянула на безнадежный колтун, в который превратился локон, и из ее глаз выкатилось еще несколько слезинок.
– Не расстраивайся, дорогая, – попытался успокоить ее Флетч. – Ты можешь носить парик. В конце концов, зачем тебе столько волос? Из-за них только зудит кожа. Поверь, без них тебе будет лучше.
– Но без волос… – Она с прелестной гримаской шмыгнула носом, и Флетч тотчас протянул ей свой платок. Зарывшись в него лицом, она что-то пробормотала.
– Что ты сказала? – спросил герцог.
– Я стану такой уродливой – повторила она громче, опустив платок, и Флетч заметил, что у нее дрожит нижняя губка. – И не модной. А ведь ты терпеть не можешь женщин, которые не следуют моде.
«Если бы ты только знала, глупышка, если бы ты только знала!» – подумал герцог, изо всех сил стараясь не опускать взгляд ниже ее ключицы, и сказал:
– Это уже не важно, Поппи. Твоя мама права, когда говорит, что мужчины быстро охладевают к возлюбленным. Но ты мне дорога, и я хочу, чтобы тебе было хорошо. Мне совершенно безразлично, как выглядят твои волосы.
Поппи опять шмыгнула носом и смахнула набежавшие слезинки.
– По твоим словам не заметно, что я тебе дорога.
– Нет, дорога, – ответил он, берясь за ножницы.
По щекам Поппи побежали слезы, но она покорно опустила голову, молчаливо давая согласие на стрижку. Флетч взялся за дело.
– Поппи? – позвал он через несколько минут жену, которая сидела, уткнувшись лицом в колени.
– Да? – откликнулась та.
– У тебя тут несколько колтунов находятся очень близко к голове, придется стричь совсем коротко.
– Что? – не поняла Поппи.
Он срезал один волосяной комок и показал:
– Видишь? Здесь все свалялось. Сомневаюсь, чтобы твоя горничная действительно каждый день расчесывала тебе волосы на затылке.
Поппи задрожала и заплакала в голос.
– Пожалуйста, выстриги эти комки! – сквозь слезы попросила она. – Мне уже безразлично, что будет с волосами!
Флетч так и сделал. Некоторое время он активно работал ножницами, подрезая слипшиеся пряди, выстригая колтуны и стараясь сохранить все, что можно было расчесать. Однако пряди, на которые попала смола, спасти не удалось.
– Мне кажется, беда в том, что твоя горничная приклеивала перья к волосам и просто состригала их, когда не могла удалить с помощью мыла и воды.
– Как это отвратительно! – поморщилась Поппи.
– Мне попадаются кончики срезанных перьев. Их, пожалуй, хватило бы на целый зверинец.
– Вернее, на птичник, – с горечью поправила она.
– Я поражен. Меня всегда интересовало, как женщины ухитряются делать себе такие высокие прически. Теперь-то я знаю.
– Иногда Люси для объема кладет внутрь прически подушечку, – объяснила герцогиня. – Если не использовать клейкое вещество, как еще заставить перья стоять на голове? Я, например, для приемов и балов использую перья длиной целых шестнадцать дюймов. Наверное, я зря виню Люси – она привыкла к тому, что многие дамы оставляют волосы между укладками нерасчесанными и даже вместе с приклеенными перьями. Вот она и не прикладывала особых стараний, хотя я настаивала на регулярном мытье головы.
