Мейр Ансворт - Вихрь любви
За окном раздавалось блеяние овец. Увидев, что стригали гуськом идут по двору к загону, Гриффит Талларн стал.
— Впереди у нас трудный день. Соберемся к обеду ровно в полдень. — С этими словами он вышел из комнаты.
Следующие несколько дней Нона чистила ведрами только что выкопанную картошку, помогала Ханне вынимать из духовки запеченные оковалки мяса, готовила пудинги в больших глиняных горшках, накрывала стол и наблюдала, как быстро исчезает еда. Неохотно слушая, как стригали говорят на смеси валлийского и английского языков, она была слишком занята, не замечала любопытные, восхищенные мужские взгляды и не знала, что в Пенгорране наемные работники всегда чувствовали себя не в своей тарелке, поскольку не могли взять в толк, как им вести себя с дочерью Гриффина Талларна. Жены фермеров в других домах, где они работали, принадлежали к их кругу, разговаривали с ними, а дочери добродушно посмеивались над их шутками. Но эта девица совсем другая! Они все время ощущали дистанцию, разделяющую их и мисс Нону, и от ее надменных манер им становилось не по себе.
Когда стрижка овец подошла к концу, зарядили дожди. За пару дней вода поднялась до уровня окон, а дворы превратились в топкое месиво. При каждом порыве ветра с яблони у крыльца падали недозрелые яблочки, барабаня по оконным стеклам.
Предстояло много уборки, но, несмотря на усталость, Нона вызвалась относить Джулиану эмалированный бидончик с молоком.
— Это может сделать Гвион, когда освободится, — возражала Ханна.
Нона накидывала макинтош и, едва различая из-за дождя дорогу, каждый день поднималась к коттеджу. Оставив бидон на крыльце, она убегала.
Наконец, дожди прекратились, выглянуло солнце, и сразу потеплело. Когда Нона появилась в коттедже после вечерней дойки, дверь приоткрылась и на пороге появился Джулиан.
— Так, значит, молочница это вы? Но ведь вас, конечно, не отпускали в такую ужасную погоду?
— Я люблю дождь.
— Любите? — Джулиан задумчиво посмотрел на нее, вынул из кармана ее платочек и взмахнул им. — Ваш? Нона… Красивое имя. Нора Талларн…
— Нона — цыганское имя.
Джулиан пристально взглянул на нее:
— Была какая-либо причина вас так назвать?
— Наверное, моя мама хотела этого… не знаю.
— Понятно… Ваша матушка была цыганкой?
Нона удивилась.
— Моя мама, цыганкой? Что за странная мысль! Ханна говорит, она была смуглой… красивой. Может быть, в ней и текла цыганская кровь. Но разве цыгане живут не табором?
Джулиан улыбнулся.
— Табора у вас во дворе я не заметил, — сказал он. — Но цыганки иногда выходят за иноплеменников.
Нона покачала головой, но где-то в подсознании у нее возникла картина… кто-то танцует. Ее мать? Вокруг собрались люди… странная музыка. И что-то шевельнулось у нее в памяти. Она услышала чей-то гневный голос. Может быть, она читала об этом? Или видела во сне? Нона вздрогнула.
— Последние несколько дней я напряженно работал, — сказал Джулиан, — Может быть… не могли бы вы показать мне дорогу на гору?
Она взглянула на утес, в сумерках выглядевший голубоватым.
— С этой стороны оврага взбираться тяжело. По нашей тропинке легче. — Она показала на тропинку. — По ней легко пройти, когда она сухая. А после дождя не советую. Но это несложное восхождение…
— Вы привыкли лазать по горам. Не могли бы вы показать мне дорогу?
Она покачала головой и произнесла с расстановкой:
— Не сегодня. Мы не успеем вернуться до темноты.
— Может быть, завтра, если будет хорошая погода. — Он сказал ей, что слышал крик в ту ночь, когда она была у него.
Нона смутилась.
— Это животные кричат в горах, — сказала она. — Лисы, даже зайцы. Иногда это дурное предзнаменование, собаки воют, когда кто-то умрет, а если ночью услышишь топот лошадей… и звук колес… это плохо… очень плохо. — Она серьезно посмотрела на него. — Это похороны призрака… предостережение…
— Дорогая моя! — воскликнул удивленный Джулиан. — Ну вы же не верите во всю эту чепуху?
— Это не чепуха! — Ее темные глаза сверкнули. — Я могла бы вам кое-что рассказать…
— Это интересно, — заметил он, стараясь скрыть свое удивление. — Проходите, пожалуйста, и помогите мне приготовить чай.
Джулиан опасался, что своим приглашением пробудит в ней отчаянный страх, который заметил у нее в Глазах в ее первый визит, однако с облегчением увидел, что она спокойно пошла за ним и уже наполняет чайник.
— А это уж позвольте мне, — сказал он.
Нона с удивленным видом протянула ему чайник, а Штатом наблюдала, как он разводит огонь.
— Вы нашли колодец? — спросила она.
— Да. И чуть было не упал в него, поскользнувшись.
Она села на скамейку и огляделась. Везде книги, толстые тома. В одной из них, что была раскрыта, она увидела изображение скелета и, подскочив, с шумом захлопнула ее. Наблюдавший за нею Джулиан засмеялся:
— У вас, в одиночестве разгуливающей по горам, очень слабые нервы!
— Я не люблю костей… скелетов… призраков.
— Тут нет никаких призраков. — Джулиан убрал со стола книги и поставил на него чашки и блюдца.
Нона подошла к камину и стала рассматривать три стоящие на нем фотографии в серебряных рамках. На одной был мужчина, очень похожий на Джулиана, очевидно, его отец. На второй, как она догадалась, его мать. На третьей юная леди с вьющимися волосами, заколотыми в шиньон, и огромными глазами.
— Ваша сестра? — поинтересовалась она.
Джулиан оторвал взгляд от посуды.
— У меня нет сестры. Я обручен с Корой. Мы поженимся, когда я завершу свое образование.
— Хорошенькая, — отпивая чай из чашки, произнесла Нона. — А она согласится быть женой врача?
— Полагаю, да. — Он взглянул на нее. — А вы за кого выйдете замуж?
Вопрос был праздным, только для того, чтобы поддержать светскую беседу, но Джулиан заметил, как помрачнело ее лицо. Нона вскочила, отставив чашку.
— Я ни за кого не выйду замуж! — заявила она, затем резко повернулась и быстро ушла.
Он тоже вскочил, раскаиваясь за свой опрометчивый вопрос. Подойдя к двери, Джулиан увидел, что Нона бежит к Пенгоррану.
Ночи для Ноны стали почти невыносимыми. Днем, загруженная работой, она не имела времени предаваться раздумьям, но ночью мысли одолевали ее и она была не в состоянии заснуть. Как случилось, что в Мэттью уживались два разных человека? Ее по-прежнему влекло к нему. Ведь она не только наслаждалась поцелуями и объятиями, ей было по душе, что он ее ровесник и им есть о чем поговорить. Теперь девушка довольствовалась обществом неразговорчивого отца и Ханны, вечно занятой домашней работой и сплетнями, приносимыми Гвионом или Мэри Эллен. Нона потеряла смысл жизни. Днем она машинально выполняла все работы, а ночью душевная рана начинала ныть.
