Ольга Крючкова - Дар Афродиты
Наталья закатила глаза и прошептала суфлерским шепотом:
— Ужасно, папенька, всю голову заложило.
— Может, ты простыла? Все на Арабелле скачешь, как безумная.
— Наверное…
— Я к тебе по делу, дорогая дочь.
Наталья напряглась и еще больше закатила глаза.
— Папенька, ну какое еще дело? У меня голова разламывается…
— Ничего… Как узнаешь новость, то сразу и поправишься. Граф Астафьев просил твоей руки, и я дал согласие.
Наташа подскочила, словно ужаленная, сев на кровати.
— Как? Без моего согласия?
Теперь настал папенькин черед подскочить.
— Это чего же я должен у тебя спрашивать? Испокон веку родители решали: за кого дочери замуж идти!
— Это рабовладельческий строй! — взвизгнула Наталья.
— Что-о-о? — протянул папенька. — Начиталась книжек! Поваренную книгу читай, она тебе больше понадобится!
Наташе действительно вступило в голову, перед глазами все поплыло, и она потеряла сознание. Дмитрий Федорович настолько испугался, что не успеет породниться с графом Астафьевым, что завопил:
— Врача! Мария! Глаша! Все сюда! Наташа помирает!!!
В доме начался безумный переполох. Глаша схватила нюхательную соль барыни и бросилась в комнату Натальи. Она ловко расшнуровала корсаж девушки и сунула ей под нос флакон с солью.
В этот момент в комнату влетела Мария Ивановна. И, увидев на кровати дочь, да еще и без признаков жизни, сама чуть не лишилась чувств.
— Это все вы! — напустилась она на обожаемого супруга. — Девушку надо было подготовить! А вы небось выложили все как есть…
Погремцов растерялся.
— Да, собственно… А кто ж знал, что она так прореагирует?
— Через два дня — у графа праздник. Бальное платье Наташеньки готово. И что теперь, позвольте спросить? — Разъяренная Мария Ивановна наступала на мужа.
Тот отступал к окну под натиском ее пышных форм.
— От такого еще никто не умирал, — пытался возразить граф.
Наконец Наташа открыла глаза и простонала.
— Барыня! — завопила обрадовавшаяся Глаша. — Наталья Дмитриевна очнулись!
* * *Последующие два дня Наташа провела в постели, ловко симулируя недомогание. Родители были настолько испуганы ее обмороком, что и вовсе перестали перечить великовозрастному чаду, во всем с ней соглашаясь.
Накануне перед праздником Наташа начала вновь ссылаться на головные боли. Мария Ивановна не на шутку обеспокоилась и велела Глаше снова заварить успокоительный травяной сбор, который Наташенька благополучно выливала в ночной горшок.
Посоветовавшись с мужем, Мария Ивановна сказала дочери:
— Душа моя, если тебе завтра не станет лучше, то в Астафьево-Хлынское мы поедем с папенькой вдвоем. Ты же отдыхай.
— А как же граф? Что вы скажите ему? — поинтересовалась Наташа, разыгрывая искреннее огорчение.
— О, не беспокойся. Скажем, что ты каталась на Арабелле и слегка простудилась.
Наташу такая версия вполне устроила, и она решила: завтра прямо с утра у нее начнется мигрень.
Как только маменька покинула комнату, Наташа села на кровати и приказала Глаше:
— Бумагу, перо и чернила! Быстро! Наташа села за туалетный столик и набросала наспех на бумаге:
«Сударь!
Крайние обстоятельства вынудили написать вам это письмо. Умоляю, завтра в семь часов вечера ждите меня на прежнем месте».
* * *Наташа появилась верхом на Арабелле, шарф ее шляпки развевался на ветру. Лошадь скакала во весь опор.
«Что-то случилось», — подумал поручик.
Арабелла приблизилась к жеребцу Корнеева и ткнулась тому в морду влажными губами: даже лошади испытывали симпатию, не говоря уже об их хозяевах.
Наташа была разгорячена быстрой ездой, ее лицо пылало. Константин спешился и помог девушке спуститься с лошади. Прекрасная всадница скользнула в его объятия и, конечно, гусар не выдержал и страстно поцеловал ее.
У Наташи перехватило дыхание: события развивались столь стремительно, что не было времени думать о последствиях…
Влюбленные разомкнули губы и перевели дыхание. Наташа взглянула в глаза своего рыцаря и вымолвила:
— Поцелуй меня еще…
Корнеев не ожидал подобной реакции от стыдливой провинциалки, приписав себе, как, впрочем, и обычно, особенное умение обращаться с противоположным полом.
И снова, переведя дух от долгого страстного поцелуя, поручик, наконец, вымолвил:
— Душа моя, как я рад тебя видеть…
— И я тоже…
Наташа взяла Константина под руку, и они углубились в рощицу.
— Глаша положила записку в дупло, как обычно… Что за срочность? Что случилось? Ничего не скрывай от меня. — Константин повернул к себе девушку и заглянул ей в глаза.
— Я сделаю все, что в моих силах, только скажи, что же случилось…
— Пока не случилось, но может, и весьма в скором времени… Папенька хочет выдать меня замуж за человека, который старше на сорок лет…
— Боже мой! — воскликнул Константин. — Сей жених тебе годится в дедушки!
— Вот именно… Константин, я не хочу за него замуж, хоть он и богат… лучше в монастырь…
— Помилуй, Наташенька, зачем в монастырь? Может, стоит поговорить еще раз с твоим папенькой, объяснить ему?
— Ах, мон шер, все бесполезно. Он ничего не желает слушать, — расплакалась девушка.
— Может быть, я смогу помочь тебе?
Наташа взглянула на гусара заплаканными глазами, отчего они казались двумя темными блестящими вишнями. Константин почувствовал, что теряет самообладание, тотчас привлек барышню к себе, снова страстно поцеловав.
У Наташи закружилась голова. Она поняла, что уже после этого поцелуя точно не выйдет за графа, чего бы ей это ни стоило.
Константин также пребывал в полном смятении чувств, если до сегодняшнего дня Наташа казалась ему просто милой и благовоспитанной барышней, то сейчас он сомневался в невинности своих намерений, с трудом подавляя свои плотские желания.
Наташа, хоть и была неопытна в подобного рода делах, но теоретически весьма подкована, благодаря массе прочитанных любовных романов.
— Костенька! — взмолилась она. — Неужели мы вот так и расстанемся? — спросила Наташа, вспомнив некую реплику из романа, какого точно, теперь сказать трудно.
Девушка всхлипнула.
— Нет! Я… я люблю тебя, Наташа! И не хочу, чтобы ты выходила за старика! Не хочу и… не допущу этого! — воскликнул гусар, подчиняясь чувствам, охватившим его, но отнюдь не разуму, который бы спросил: а на что вы, собственно, будете жить?
И вот признание было сделано. Теперь Наташа, опять же вспомнив некий роман, томно произнесла:
