Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
Самые важные сведения из письма вычистили, а перевести остальное было легко. Я написала на своем куске папируса несколько строк крупных иероглифов, и, когда закончила, Пасер прокашлялся и строго сказал:
— Нам осталось перевести еще одно письмо царя Муваталли. Я вернусь, и продолжим.
Ученики дождались, пока стихнет шорох его сандалий, и повернулись ко мне.
— Ты вот это понимаешь? — Аша ткнул в шестую строку.
— А тут про что?
Баки, сын визиря Анемро, не мог разобраться в третьей. Он протянул мне свиток, а все остальные ждали.
Я пожала плечами.
— «Фараону Египта, богатому властителю земель и обладателю великой мощи» — все, как и в других его письмах. Начинается с лести, заканчивается угрозами.
— А вот здесь? — спросил кто-то еще.
Все столпились вокруг меня, и я быстро перевела. Посмотрев на Исет, я увидела, что она не осилила даже первой строки.
— Тебе помочь?
— Чего ради? — Она оттолкнула от себя свиток. — Ты разве не знаешь?
— Ты выходишь замуж за Рамсеса? — прямо спросила я.
Исет поднялась.
— А ты думала, раз я не царевна, то всю жизнь буду сидеть и ткать в гареме?
Исет говорила не про гарем Ми-Вер в Файюме, где жили менее любимые жены фараона. Речь шла о гареме, что стоял позади эддубы, в котором содержались жены предыдущих царей и те жены фараона, которых он не захотел поселить во дворце.
Бабка Исет была одной из жен фараона Хоремхеба. Говорили, что он увидел ее на берегу реки, где она собирала ракушки для погребения супруга. Она уже носила своего единственного ребенка, но это не помешало фараону взять ее в жены, как не помешало некогда жениться на моей матери. Значит, Исет вовсе не состояла в родстве с фараоном, она происходила от людей, которые жили, трудились и ловили рыбу на берегах Нила.
— Пусть я просто сирота из гарема, — продолжала она, — но, думаю, быть племянницей Отступницы куда хуже, что бы там ни говорила твоя нянька-толстуха. И в эддубе никто с тобой не дружит. Тебе все улыбались только из-за Рамсеса, а теперь, когда его здесь нет, продолжают улыбаться, чтобы ты им помогала.
— Неправда! — Аша возмущенно вскочил. — Никто так не думает!
Я огляделась, но другие мне на помощь не спешили, и у меня запылали щеки.
Исет приторно улыбнулась.
— Вы с Рамсесом, конечно, приятели, вместе охотитесь, плаваете, но женится он на мне. Я уже говорила со жрецами. Они дали мне заклинание на все случаи жизни.
Аша воскликнул:
— Думаешь, Нефертари захочет тебя сглазить?
Другие ученики засмеялись, а Исет выпрямилась в полный рост.
— Пусть только попытается! Все вы попытайтесь! — сказала она со злостью. — Какая разница — кто. Я здесь только зря время теряю.
— Конечно зря. — В дверях возникла тень, затем появилась Хенуттауи в красном одеянии жрицы Исиды. Она посмотрела на нас, как, наверное, лев глядит на мышь, а то и еще равнодушнее. — Где ваш наставник?
Исет быстро подошла к жрице, и я заметила, что она стала так же красить веки — проведенные сурьмой[20] длинные линии тянулись к самым вискам.
— Отправился к писцам, — поспешно ответила она.
Хенуттауи помедлила. Потом подошла к моей циновке и глянула на меня сверху вниз.
— Царевна Нефертари все еще изучает иероглифы?
— Нет, я изучаю клинопись.
Аша засмеялся, и Хенуттауи метнула на него сердитый взгляд. Он был выше других мальчиков, лицо у него было умное, и она отступила. Жрица повернулась ко мне.
— Не знаю, для чего тебе-то тратить здесь время, — в лучшем случае ты станешь жрицей в каком-нибудь захудалом храме вроде храма богини Хатор.
— Как всегда, рад тебя видеть, госпожа.
Пасер вернулся с охапкой свитков, которые и разложил на низеньком столике.
Хенуттауи повернулась к нему.
— Я тут посоветовала царевне Нефертари учиться прилежнее. К сожалению, Исет больше некогда заниматься учебой.
— Нехорошо, — сказал Пасер, глядя на папирус, который бросила Исет. — Я-то думал, хотя бы три строки ты осилишь.
Ученики захихикали, а Хенуттауи поспешила вон из эддубы; за ней по пятам следовала Исет.
— Смеяться не над чем, — сурово заметил Пасер, и в комнате стало тихо. — Вернемся к нашему переводу. Кто закончил — отдавайте папирусы. И можете приступать ко второму письму царя Муваталли.
Я пыталась сосредоточиться, но глаза у меня затуманились от слез. Мне не хотелось показывать, как ранили меня слова Исет, и я не подняла голову, даже когда Баки что-то мне зашептал. «Ждет от меня помощи, — подумала я, — а за стенами эддубы в мою сторону, наверное, даже и не посмотрит».
Закончив переводить, я подошла к Пасеру и протянула ему папирус.
Наставник одобрительно улыбнулся.
— Прекрасно, как и всегда.
Я посмотрела на других учеников — их задела похвала Пасера, или мне это показалось?
— Должен тебя предупредить: во втором письме есть нелестные отзывы о твоей тетке.
— А мне что за дело? У меня с ней ничего общего, — с вызовом сказала я.
— Просто хотел предупредить. Видно, писцы позабыли вычистить.
— Она же и в самом деле вероотступница, и, что бы царь ни писал, он, наверное, был прав.
Я вернулась к своей циновке, пробежала глазами письмо в поисках знакомых имен. Нефертити упоминалась в самом конце, вместе с моей матерью. Затаив дыхание, читала я письмо царя Муваталли.
«Ты грозишь нам войной, но бог Тешуб тысячи лет охраняет наш народ, а фараон Эхнатон запретил вам поклоняться вашим богам. Отчего решил ты, что боги простят вам отступничество? Сехмет[21], ваша богиня войны, наверное, отвернулась от вас навсегда. А ваша царица Мутноджмет, сестра Нефертити? Твой народ позволил ей взойти на престол, хотя весь Египет знает, что она служила фараону-еретику — и в его храме, и в спальне. Так неужто ты и впрямь думаешь, что боги все забыли? Ты затеешь войну с нами, с народом, который всегда чтил своих богов?»
Я подняла глаза на Пасера. В его взгляде читалось некоторое сочувствие. Но мне не нужна была жалость. Сжимая пальцами тростниковую палочку, я писала твердо и быстро, как могла, а когда на папирус капнула слеза, засыпала мокрое пятно песком.
Вечером в Большом зале собирались придворные. Мы с Ашой ждали на балконе в уголке и шепотом обсуждали случившееся в эддубе. Заходящее солнце позолотило голову Аши мягким сиянием, лежащая на плече коса была почти такая же длинная, как у меня. Я сидела на перилах, глядя на товарища.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы Исет так злилась?
— Нет. Правда, я вообще редко с ней разговариваю, — признался он.
