Сара Линдсей - Обещай мне эту ночь
Она ощутила противный спазм в животе, представив себе, что вскоре ей предстоит приседать в реверансах и спускаться по длинной парадной лестнице — под пристальными испытующими взглядами всех присутствующих — одетой в пышное платье со шлейфом, о который определенно можно споткнуться, и в туфлях на каблуках, которые наверняка запутаются в вышеупомянутом шлейфе.
Легкий ужин, который ей пришлось съесть перед одеванием, застрял у нее в желудке, и ее внезапно бросило в жар. Изабелла закрыла глаза и представила себе, как она, споткнувшись о вторую ступеньку, кубарем скатывается с лестницы и падает у подножия.
Иззи искренне надеялась, что сломает при этом шею. Это гораздо предпочтительнее, чем необходимость подняться и предстать перед окружающими.
Она может с этим справиться, успокоила себя Иззи. Ведь ей удалось достойно выглядеть, когда ее представляли королеве Шарлотте. Предполагалось, что сегодняшний вечер будет приятным. И он будет таким, если только она не оскандалится.
Иззи жалела, что с ней нет сестры Оливии. Та отвлекла бы ее, приободрила. Но теперь, когда она официально выходила в свет, Изабелле предоставили отдельную комнату. Иззи попробовала было пожаловаться родителям, что при таком перемещении Ливви гоже получает отдельную комнату — причем немного просторнее той, которую отвели Изабелле, — а ведь дебют Оливии состоится не раньше, чем через год.
Это была роковая ошибка. Мама почти целый час отчитывала ее, указывая на горькую судьбу всех голодающих детей в Англии, которые были бы рады разделить даже чулан для прислуги с дюжиной других ребятишек, только бы получить крышу над головой. Иззи считала, что чулан для прислуги мог бы вместить не больше шести или семи даже самых истощенных детей, но она решила воздержаться от замечаний. В конце концов, она все поняла.
Внезапный стук в дверь вывел Изабеллу из раздумий. Взгляд на часы подтвердил ее подозрения, что еще не время спускаться. Но она рада была отвлечься.
— Войдите, — откликнулась она.
В комнату вошел Генри, оглядел ее с ног до головы, затем сделал ей знак повернуться кругом.
— Ну как? Я хорошо выгляжу?
— Проклятие, Иззи. Мне придется отгонять их всех палкой, — проворчал Генри, заключив ее в объятия.
— Правда? Ой! — вскрикнула она, когда что-то твердое, как камень, во фраке Генри врезалось ей в ребра. — Что это у тебя в кармане, скажи на милость?
Генри поспешно отпустил ее.
— Извини, — смущенно сказал он. — Я совсем об этом забыл. Но хорошо, что так получилось, а то бы я не вспомнил, что надо отдать это тебе. А ведь именно для этого я и пришел.
— И что же это такое?
— Подарок тебе ко дню рождения, разумеется.
Между тем Иззи родилась в марте. Но Генри тогда не было дома, и Иззи не собиралась придираться к деталям, когда ей предлагали подарок.
Генри вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку.
— Я, конечно, опоздал, но, мне кажется, сейчас как раз подходящее время, — сказал он, протягивая ей коробочку.
Изабелла открыла ее, и глаза у нее округлились.
— Генри, я… ух, ну…
Впервые в жизни она не нашлась, что ответить. Вздохнув, Иззи выдавила на лице улыбку.
— Ох! — воскликнула она, надеясь, что ей удалось придать голосу оттенок радости. — Как мило! Это… большой золотой шарик… на цепи!
Генри расхохотался.
— Хорошо, что ты не умеешь притворяться, Иззи. Все написано на твоем лице. — Он запустил пальцы в коробочку и отщелкнул крошечный запор сбоку шарика. Две половинки раскрылись, и выскользнула цепочка из шести миниатюрных портретов: ее родители; Генри; Оливия; сестры-близнецы Корделия и Имоджен; Ричард; малютка Порция. Это была ее семья, и она могла держать их всех в своей ладони, смотреть на них, когда захочет, и брать с собой везде, куда бы она ни отправилась.
— О, Генри! — всхлипнула она. — Это чудесно! Спасибо тебе!
— Ну что ты, не плачь, — стал он ее успокаивать.
— Как тебе это удалось?
— Ливви. Иногда эта плутовка может оказаться полезной. Когда она не поглощена чтением, то делает наброски или рисует акварели, так что ты ничего не замечала. Я отнес ее рисунки вместе с теми миниатюрами, которые заказала мама, когда родился Ричард, одному художнику в Лондоне. Самое трудное было держать все это в секрете.
— Ты проделал отличную работу. Я в восторге.
— Рад, что тебе понравилось. Означает ли это, что ты простишь мне намерение покинуть тебя во время твоего первого сезона?
— Куда собираешься сбежать на этот-раз?
— В Ирландию. Там объявились несколько гунтеров[1], хочу на них взглянуть. А затем, думаю, настало время наконец-то увидеть сиротский приют. Он почти готов.
— Значит, Джеймс возвращается в Ирландию?
Генри утвердительно кивнул.
— Мама оторвет мне голову, если я не останусь в городе хотя бы еще на пару недель. Но Джеймс уезжает завтра. Ты же знаешь, что он не любит находиться по соседству с графом дольше, чем это необходимо. А Шеффилд-Парк находится вблизи Лондона, Джеймс не может чувствовать себя там уютно. Я удивлен, что он вообще приехал.
— Он обещал мне приехать.
— Опять ты со своими обещаниями, — рассмеялся Генри. — Теперь мне лучше спуститься. Мама наверняка изобретет для меня несколько новых пыток, если я не окажусь на месте к твоему выходу.
— Она все еще собирается заставить тебя танцевать с мисс Мерриуэдер, — предупредила его Иззи.
Генри застонал.
— Сегодня она трижды вынудила меня обещать это.
— Ну-ну, — проворчала Иззи. — Мисс Мерриуэдер очень мила.
— Да, — сказал Генри, — мила. — Он произнес это слово с такой неприязнью, словно быть милой означало нечто ужасное. Затем он направился к выходу. — Увидимся внизу.
Он открыл дверь, и тут Иззи вспомнила, что нужно попросить его об услуге.
— Генри!
— Да? — Он остановился.
— Скажешь Джеймсу, что я оставила для него танец перед самым ужином?
Генри пообещал выполнить ее просьбу, когда ей пришла в голову еще одна мысль.
— Генри!
— Что?!
— Еще раз благодарю тебя за подарок. И за то, что ты мой брат.
Генри вернулся в комнату и заключил сестру в объятия.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Я тоже тебя люблю. — Он нежно поцеловал ее в макушку и вышел.
Снова оставшись одна, Иззи сердито посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, мысленно желая, чтобы стрелки двигались быстрее. Она взглянула на миниатюрные портреты в своей ладони, и сердце ее переполнилось радостью при виде всех этих любимых лиц, и она ощутила глубокую благодарность к брату, который преподнес ей такой чудесный подарок.
