Розалинда Лейкер - Платье от Фортуни
– Превосходно! – одобрительно воскликнул Фортуни, взял Жюльетт под руку и подвел к сестре, сидевшей в некотором отдалении. – Думаю, что не перепутал порядок твоих имен, Мария Луиза. Надеюсь, вы подружитесь с Жюльетт.
Мария Луиза была настолько же неприметна, насколько красив и ярок ее брат. Казалось, вся красота, которую следовало бы поделить поровну между двумя отпрысками семейства Фортуни, досталась лишь ему и его творениям. Девушка была вежлива и дружелюбна, пригласив Жюльетт сесть рядом.
– Вы любите музыку?
– Мне нравится слушать музыку, иногда я сама немного играю на фортепиано, – ответила Жюльетт, – но это только увлечение.
– Как жаль! Я способна выносить только блистательное исполнение. Когда-то я и сама играла для публики, но прекратила выступления, как только поняла, что настанет день, и я утрачу то совершенство, каким обладала вначале. Теперь все свои силы и энергию вкладываю в кампанию по защите живых существ. Мы протестуем против уничтожения даже комаров и ос.
Жюльетт поняла, что Мария Луиза одержима этой идеей, ее глаза пылали огнем фанатизма и безумного стремления к преобразованию несовершенного мира.
Только появление официанта с закусками прервало поток ее слов, и беседа перешла на более общие темы. Довольно скоро Марко и Жюльетт распрощались с хозяевами. Перед уходом Жюльетт вручили маленькую коробочку для дельфийского платья. Марко нес коробочку, пока они шли к его офису. Жюльетт делилась своими наблюдениями о странностях Марии Луизы.
– Она сказала, что по-настоящему выспаться можно только сидя всю ночь в кресле, как это делает она.
Марко пожал плечами.
– Ее эксцентричность стала заметной после ухода человека, которого она страстно любила, но Мария Луиза при всех ее абсурдных чертах совсем не злая женщина.
– Ты знаешь, я ведь обратила внимание на ироничное замечание доньи Сесилии по поводу нашего брака.
– Надеюсь, это тебя не очень задело?
– Вовсе нет. Генриетта уже намекнула, что она непростая женщина.
– Мне кажется, ты понравилась донье Сесилии больше, чем представляешь. На нее произвело впечатление, как терпеливо ты выслушала Марию Луизу. Она пригласила нас на один из тех «салонов», которые устраивает во французском стиле. Фортуни рассказывал, что в прошлом их дом всегда был местом интеллектуальных собраний. Некоторые из известных парижских художников, поэтов и романистов посещали ее «салоны». После смерти мужа Париж утратил для нее очарование. С его уходом многое изменилось, лишилось для нее смысла. Она переехала в Венецию, захватив с собой дочь. Хотя, к тому времени Фортуни уже приобрел известность в театральных кругах Парижа, он все бросил и последовал за матерью. Здесь, в Венеции, он сначала арендовал, а потом купил Палаццо Орфей.
– Мне показалось, у синьоры Сесилии трудности с Марией Луизой.
– О да, положение дочери угнетает ее. Кроме того, ей очень тяжело, говоря ее собственными словами, что Фортуни и Генриетта живут во грехе.
– Она винит во всем Генриетту? Брови Марко удивленно поднялись.
– Естественно. Матери редко винят сыновей. Фраза Марко озадачила Жюльетт.
– Мне стоит это запомнить. Не хотелось бы испортить Мишеля своей любовью.
Если бы отношения между ними были иными, Марко обязательно бы заметил, что мальчик не вырастет испорченным, если со временем у него появятся братья и сестры. Его итальянская кровь, воспитание и представление о семейном счастье внушали желание иметь как можно больше детей. Но он не мог признаться в этом вслух. По крайней мере, сейчас… До тех пор, пока жена не поймет, что у него есть не только юридическое, но и моральное право разделять с ней брачное ложе. Но он должен быть терпеливым, ждать, пока к ней не придет желание. И больше всего он боялся, что каким-нибудь неловким, необдуманным жестом или словом убьет в ней то теплое чувство, которое, пусть слабое, пусть очень далекое от того, что называют любовью, но живет в сердце Жюльетт. И все же Марко было невыносимо тяжело сознавать, что она стала его женой только благодаря страданиям, выпавшим на ее долю.
Жюльетт, все это время болтавшая о том, что ей довелось увидеть в Палаццо Орфей и о гостеприимстве Генриетты, даже не представляла, какие мысли терзали душу Марко. Его офис располагался неподалеку от Большого канала, подобно многим другим учреждениям подобного рода, в здании с трехсотлетней историей. Расписные потолки и настенные росписи в кабинете Марко и других комнатах офиса свидетельствовали о блистательном прошлом здания, но все вокруг, включая обширные склады на верхних этажах, было умело и достаточно эффективно организовано. Во всем чувствовался современный подход к делам.
Марко показал Жюльетт некоторые экзотические ткани, привезенные с Дальнего Востока. Среди них она увидела кружева Бурано, тонкие, как паутинка.
К тому времени, когда она вернулась домой, с вокзала доставили ее чемоданы. Жюльетт сама распаковала их и положила в коробку дельфийское платье. Накрыла крышкой, перевязала лентой и несколько минут стояла, прижав коробку к груди, перед тем, как спрятать. Это было подобно еще одному прощанию с Николаем, ничто не могло унять боль невосполнимой утраты.
Глава 17
Еще до конца недели Жюльетт взяла племянницу Лены Арианну няней для Мишеля. Это была симпатичная румяная девушка лет двадцати. На третье утро своей службы в семействе Романелли она влетела на кухню, где Жюльетт с Леной обсуждали меню.
– Синьора, у дверей носильщик с двумя огромными чемоданами.
– Но все мои чемоданы уже прибыли, – с удивлением ответила Жюльетт. – Должно быть, это какая-то ошибка.
Она вышла к носильщику, тот показал ей квитанцию, и Жюльетт поняла, что чемоданы присланы Денизой из Парижа. В них лежали ее платья из ателье Ландель, аккуратно упакованные и переложенные папиросной бумагой. Она обрадовалась любимым платьям, ей не хотелось думать о причинах присылки: сестра, несмотря на все обстоятельства и разрыв отношений между ними, не могла упустить шанс сделать из нее живую рекламу Дома моделей Ландель в Венеции. Жюльетт сразу же села писать ответ, в котором горячо благодарила сестру за посылку и обещала постоянно носить эти платья, хотя прекрасно знала, запечатывая конверт, что эта «оливковая ветвь мира» не будет принята, и она вряд ли когда-нибудь получит ответ на свое письмо.
Последние недели перед Рождеством Жюльетт провела, осматривая Дворец дожей и другие величественные достопримечательности Венеции. Тепло одевшись на случай холодного и сырого ветра, она гуляла по тихим переулкам и площадям, потеряв счет множеству маленьких арочных мостов, пересекавших каналы. В нескольких милых церквушках, редко посещаемых туристами, она обнаружила массу живописных сокровищ, испытав при этом не меньшее удовольствие, чем при знакомстве с шедеврами венецианской Академии.
