Линда Миллер - Невеста принца
Через несколько минут к ней подошла Кэтлин и подала холодной воды в чашке. Анни с благодарностью приняла ее и жадно выпила ее до дна. Вода воскресила ее. Перестал болеть живот, и дрожь тоже куда-то пропала.
— Вам лучше пока прилечь, мисс, — заботливо проговорила Кэтлин — Вы совсем измучились. Не так-то легко говорить при всех и вспоминать эти ужасы. — Видя, что Анни готова отказаться, Кэтлин поспешила привести еще один довод. — Вспомните, вы обещали его высочеству, что не будете доставлять ему хлопот и переутомляться.
Ветерок растрепал волосы Анни, и она махнула рукой.
— Хорошо, — согласилась она неохотно. — Но это не значит, что я больна или еще что-нибудь.
Кэтлин загадочно улыбнулась.
— Знаю, знаю, мисс, — успокоила она ее. — Не пройдет и часа, как вы вернетесь в деревню, а пока соберитесь с силами.
Они вошли в замок кружным путем, минуя большой зал. Однако Анни не пожелала в середине дня идти в свою комнату и ложиться в постель, чтобы и впрямь не почувствовать себя больной. Поэтому она отправилась в солярий. У одного из окон стояло старое расшатанное кресло, и Анни опустилась в него.
— Принести вам чаю, мисс, или чего-нибудь поесть? — спросила Кэтлин ласковым и чуть снисходительным тоном, каким обычно разговаривают с детьми.
Анни покачала головой. Кресло с вельветовой обивкой, совсем вытертой от старости, было просторным и очень удобным.
— Спасибо, Кэтлин, не надо, — ответила она, зевая. — И не смей одна возвращаться в деревню или в часовню. Ты работаешь вдвое больше меня, и тебе тоже надо отдохнуть.
Кэтлин засмеялась.
— Со мной ничего не случится, мисс, — сказала она и ушла. Анни осталась одна в просторном старинном солярии с его добродушными привидениями.
Она прикрыла глаза, поудобнее устроилась в кресле и задремала, но не заснула. Ей казалось, что она слышит тихие звуки арфы или лиры, и тихие голоса дам, обменивающихся своими тайнами.
После того как Анни и Федра рассказали, каждая по-своему, о событиях, всем без исключения обвиняемым предоставили возможность обратиться к суду. Рафаэль задержался послушать их, хотя, на самом деле, ему больше всего на свете хотелось найти Анни, обнять ее и сказать, как он гордится ею и как сильно ее любит.
Дознание было бесконечным. Один за другим обвиняемые вставали и говорили, говорили… Некоторые искренне раскаивались, другие злобствовали и бросали вызывающие взгляды на толпу и, в особенности, на Рафаэля. Хуже всех был Ковингтон, который искренне верил, что высокое происхождение давало ему право быть грубым с любым, кто попадался ему на пути. Он открыто заявил, что это не суд, а пародия на правосудие, тогда как он — жертва случая.
В большом зале было жарко, и запах пота стал почти непереносимым. В результате у Рафаэля возникло страстное желание протиснуться через толпу и задушить Ковингтона своими руками.
Лейтенант закончил свою речь, плюнул в ноги судье, мудростью и честностью которого, как понял Рафаэль, восхищались все крестьяне. Какая ирония судьбы! После целой вечности, когда его предки Бог знает что вытворяли с народом, считаясь только с правом силы, эти люди выбирали судью, способного вершить праведный суд.
Барретт сделал знак двум своим людям увести Ковингтона.
На него опять надели кандалы, но из зала выволокли с трудом. Рафаэль подумал, что Джереми должен благодарить судьбу за то, что попал в подземелье замка Сент-Джеймс в просвещенное время. Для тех, кто сидел там до него, условия были куда менее приемлемыми.
После совещания с судьей Барретт объявил, что на сегодня суд делает перерыв на один день, и присяжные заседатели пока свободны. Солдаты отвели подсудимых в камеры.
— Пить хочется, — сказал Барретт, направляясь вместе с Рафаэлем через большой зал к узкой потайной лестнице.
Уголком глаза Рафаэль заметил быстро пробежавшую мимо женщину в крестьянской одежде. Кого-то она ему напоминала, хотя он не видел ее лица. Когда же он повернул голову, она уже скрылась из вида.
Рафаэль почувствовал мгновенную досаду, но это было так незначительно по сравнению со всем остальным, что он быстро забыл о незнакомке.
— Мы до сих пор не знаем, кто убил студента, — напомнил он Барретту, поднимаясь вверх по лестнице.
Барретт вздохнул.
— Да, — с горечью подтвердил он. — Не знаем.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Все следующее утро Анни простояла в глубине большого зала, слушая показания других свидетелей. Чтобы особенно не выделяться, она надела то же платье, что и накануне, и закрутила волосы в простой узел на затылке. Она чувствовала себя несколько вялой, хотя и она, и Кэтлин оказались невосприимчивы к бушевавшей в деревне лихорадке. Болезнь поразила многих крестьянок и нескольких служанок, которые, когда могли, помогали ей, но пока никто из них не умер.
Это было чудом, благословением небес, которое никак не зависело от человеческих усилий. Система канализации в деревне оставляла желать лучшего и прежде, а теперь, из-за скопления беженцев, соблюдение чистоты превратилось в трудно решаемую проблему. В любой момент могла вспыхнуть эпидемия тифа или холеры.
Занятая своими мыслями, Анни вздрогнула, когда закованный в кандалы Джереми Ковингтон вдруг вскочил и, что-то бессвязно крича, попытался сорвать с себя оковы. Его глаза горели огнем, как у загнанного зверя, рубашка взмокла, по лицу и шее потекли ручьи то ли слез, то ли пота.
Приставленный к нему молодой солдат смотрел на своего бывшего командира, разинув рот.
Два гвардейца Барретта нехотя двинулись к Ковингтону, но он был неукротим в ярости и страхе перед грядущим. Он так отчаянно боролся, что понадобилось еще четверо здоровых мужчин, чтобы наконец справиться с ним.
Потом он рыдал, и Анни стало его жалко. Очевидно, пребывание в тюрьме и суд сломили лейтенанта Ковингтона.
Солдаты потащили было его в темницу, но Рафаэль остановил их.
— Дайте ему сказать, — потребовал принц тихим, спокойным голосом, который, тем не менее, был услышан всеми в большом зале.
Ковингтон заметно дрожал.
— Я не хочу умирать, — сказал он. — Я не хочу, чтобы меня повесили вместо другого. — Он повернул голову и вперил взгляд в одного из солдат, — Пусть он сам отвечает за то, что сделал.
Солдат побагровел, потом побледнел. Он вскочил и кинулся бы на закованного в кандалы Ковингтона, если бы его не удержали мистер Барретт и один из крестьян.
— Будь ты проклят, Ковингтон! — истошно завопил он.
Рафаэль спокойно смотрел на него.
— Твое имя, солдат?
Со своего места Анни видела, как он с трудом проглотил комок в горле.
