Эльвира Барякина - Князь советский
– Представляю твоего рафинированного муженька посреди крымской деревни! – хмыкнул Клим.
– Это я еду в Коктебель, а Оскар еще вчера отправился в Германию. Над улицей раздался грохот, и в воздухе повисло облако известковой пыли. Клим оглянулся: за забором, оклеенным театральными афишами, ломали церковь Параскевы Пятницы. Золотых куполов уже не было, а в стенах зияли дыры, через которые виднелись головы рабочих.
– У меня есть знакомый в Наркомате путей сообщений, и он заказал для меня купе, – продолжила Нина. – Вы с Китти можете поехать вместе со мной в Феодосию, а дальше мы автобусом доберемся до Коктебеля.
Клим в изумлении посмотрел на нее. Какое купе? Она думает, что он согласится куда-то с ней ехать?
– Дорогая моя… Между нами все кончено.
Лицо Нины исказилось – словно от боли.
– Ты же сам сказал, что Китти надо отвезти на юг!
– Я не приму от тебя никаких подношений.
– Почему?
– Потому что ты спишь с Рейхом! – в сердцах отозвался Клим.
Нина опустила голову.
– Так ведь и ты со своей Галей не пасьянсы раскладываешь.
– Побереги-и-ись! – раздалось из-за забора, и с церковной крыши с грохотом сорвалась балка.
– Ты хотя бы выслушал меня для начала… – с запинкой произнесла Нина. – Хотя чего я тут распинаюсь? Если ты готов из-за своей дурости угробить ребенка…
– Не шантажируй меня Китти! – рявкнул Клим, но Нина его перебила:
– В пятницу в два часа я буду на Курском вокзале: поезд на Феодосию, второй вагон, четвертое купе. Если захочешь – приходи.
Она развернулась и пошла прочь.
6.Клим вернулся домой в полном смятении. Что Нина задумала? Ведь это безумие – ехать куда-то вместе, а уж тем более – в одном купе! Китти узнает, что «мама нашлась» – а дальше что?
Но вдруг ему не удастся достать железнодорожные билеты? Отпуск пролетит, лето кончится, а Китти так и будет болеть?
Клим отпер дверь в квартиру, и ему навстречу вылетела Галя.
– Ну, как твои шахтинцы?
– Хорошо, – отозвался он, думая совсем о другом.
А если все-таки поехать в Коктебель, то как быть с Галей? Когда Клим сказал ей, что хочет поехать на юг, она решила, что он непременно возьмет ее с собой – хотя ей никто этого не обещал.
Клим мрачно смотрел на ее короткие, севшие от бесконечной стирки носки, на тонкие ноги и помявшееся от долгого сидения ситцевое платье.
Зачем он связаться с ней? Все эти месяцы Клим оправдывал себя тем, что «она сама хотела», но это заклинание давно не работало. Он взял грех на душу, позволил Гале на что-то надеяться и теперь должен был либо сломать ей жизнь, либо вечно тащить на себе бессмысленный и тяжкий груз.
Она обняла его и поцеловала в щеку.
– Что ты так долго не приходил? Я соскучилась!
Не отвечать на ее проявления нежности – значит напрашиваться на испуганные вопросы. Отвечать – значит еще туже затягивать удавку на своей шее.
По его лицу Галя все равно догадалась, что что-то случилось.
– В чем дело? – в тревоге спросила она.
Клим сказал первое, что пришло на ум:
– Видел, как ломают Параскеву Пятницу. Жалко – ей ведь больше двухсот лет! Сейчас такое по всей стране творится: я читал в газете, что в моем родном Нижнем Новгороде горсовет постановил снести храмы на Благовещенской площади – чтобы они не мешали проводить парады.
Клим вспомнил храм, в котором они венчались с Ниной.
– Георгиевскую церковь тоже снесут… Этим мерзавцам плевать на историю и традиции – они не ведают что творят.
– Так ты из Нижнего Новгорода? – удивилась Галя. – А говорил, что из Москвы.
Клим чертыхнулся про себя: надо же было так опростоволоситься! Ведь он зарекался: при Гале – никаких воспоминаний о прошлом!
– Я бывал в Нижнем Новгороде… Давно еще, в детстве, – отозвался он и поспешно сменил тему: – Все-таки мне кажется, что пожары и аварии на Донбассе возникали не из-за вредителей, а из-за банального износа оборудования и несоблюдения техники безопасности на шахтах. Ведь это повсеместное явление в СССР!
Клим хотел вызвать Галю на спор – чтобы отвлечь ее от мыслей о его оговорке, но вопреки обыкновению та не поддержала разговора.
– У меня суп на плите варится, – произнесла она, не поднимая глаз, и ушла в кухню.
Глава 21. Дом Славы
Нина давно могла уйти от Оскара – граф Белов больше месяца назад принес ей письмо от Элькина. У нее были деньги – она тайком продала шубу, кольцо и несколько дорогих подарков, полученных от Рейха; но, уезжая из Москвы, Нина лишала себя всякой надежды на примирение с Климом.
Она сама не знала, на что рассчитывает, – разве что на случайную встречу: именно поэтому она ходила с Оскаром на парадные обеды и ужины – ведь туда часто приглашали иностранных журналистов.
Встреча с Климом действительно состоялась, но известие о болезни Китти настолько напугало Нину, что она позабыла и о гордости, и о страхах, и о всех отрепетированных фразах, которые она собиралась произнести.
Ее трясло от возмущения и ненависти к Гале: она была уверена, что эта недотепа не доглядела за ребенком и запустила его.
Взяв дела в свои руки, Нина в два дня раздобыла билеты до Феодосии. А Галя, судя по всему, не могла и билета в баню достать!
Судьба давала Нине и Климу верный шанс: им надо было уехать на край света и забыть о прежних невзгодах.
«Он должен прийти на вокзал! – говорила она себе и тут же хваталась за сердце. – А что, если он откажется?»
В день, когда состоялось последнее заседание по Шахтинскому делу, Нина несколько раз порывалась позвонить Климу и узнать, что он решил, но так и не осмелилась назвать телефонистке заветный номер.
Ей казалось, что слово «приговор» звучит отовсюду: из репродукторов на улице, из уст торговцев и извозчиков. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Нина пошла в кинотеатр, но и там перед сеансами крутили ролик на злобу дня: суд приговорил одиннадцать человек к расстрелу, а остальные обвиняемые получили длительные сроки в лагерях.
Председатель Верховного суда беззвучно зачитывал приговор, пианист играл торжественный марш, а зрители, сидевшие справа и слева от Нины, говорили:
– Вот и правильно!
Вечером к Нине пришел Ефим: Оскар поручил ему приглядывать за ней, пока он будет в отъезде.
– Слышали про приговор? Немцев-то все-таки отпустили – Оскар обменял их на контракт по шпалам. А русские не нужны ни своему правительству, ни своему народу.
Нина закрыла лицо ладонями: она тоже чувствовала себя абсолютно ненужной.
