Грегор Самаров - На берегах Ганга. Раху
Шейт-Синг написал смиренную просьбу о возвращении свободы и десятидневном сроке для исполнения предъявленных требований. Когда он окончил прошение, к нему вошли трое из самых преданных ему слуг, принесшие огонь, — в комнате уже становилось темно, — и обед, чтобы Шейт-Синг смог подкрепиться. Гастингс разрешил доступ к пленному его личным слугам, предварительно обыскав их, чтобы они не пронесли оружия или писем.
Шейт-Синг нетерпеливо прервал приготовления к обеду и велел отнести его письмо к губернатору. К величайшему его изумлению, слуги не повиновались, и один из них сказал:
— Прости, великий господин, верховный жрец великого храма Сивы, мстителя за все преступления неверных, которые оскверняют своими ногами землю священного города, повелевает тебе именем страшного и могучего божества бежать из позорного плена к твоему народу, который готов защищать тебя и избавить священную землю от рабства.
— Бежать? — с ужасом спросил Шейт-Синг. — Вы видели часовых у моих дверей? — Они меня убьют, если я сделаю шаг из комнаты.
— Не через дверь, великий господин. Окно выходит в парк, а терраса на берегу Ганга. Там тебя ждут преданные телохранители с лодкой и доставят в безопасное место.
— Окно на высоте второго этажа! — проговорил Шейт-Синг, с дрожью глядя в темноту.
Вместо ответа слуги сняли чалмы и распахнули уттарии, под которыми спрятали мягкую, но прочную шелковую ткань. Они быстро разрезали ее на узкие полосы, свили из них веревку, прикрепили один конец к карнизу окна, а другой — спустили до земли.
Шейт-Синг напряженно следил за приготовлениями. Ему, ловкому, как все индусы, ничего не стоило спуститься по веревке, но он стоял в нерешительности: стремление к свободе и надежда на месть боролись со страхом попасть в ловушку, быть схваченным, убитым или преданным собственными слугами.
Наконец Шейт-Синг решился. Он спустился, двое слуг последовали за ним, третий же остался, отвязал веревку, сбросил ее вниз, спокойно прошел мимо часовых через боковую дверь и тоже скрылся в парке. Затем он незаметно пробрался до берега и по той же веревке спустился с отвесной стены террасы в ожидавшую его лодку. Его слуги опять отвязали веревку, прыгнули в воду и забрались в лодки.
Шейт-Синг с благодарными молитвами упал перед изображением божества, но его снова охватил страх перед могучим врагом, которого он оставил в своем дворце. Он хотел послать гонца для возобновления переговоров, но брамины стали грозить ему гневом богов и отвели в приготовленное для него роскошное помещение, где Шейт-Синг заснул, измученный событиями, а бразды правления передал жрецам.
После побега Шейт-Синга во всем городе началось оживленное, но молчаливое движение. Вооруженные отряды приходили на сборные пункты и оттуда разными путями пробирались по узким улицам на большую площадь перед дворцом. И вот осторожная тишина и долгое молчание закончились, зажглись факелы, и толпа под предводительством факиров с диким ревом бросилась на ворота, за которыми спешно выстроился английский батальон.
Сильный огонь встретил осаждавших, первые ряды упали. Солдаты близко подошли к решетке и стреляли между золочеными железными прутьями. Но они имели дело не с робкими, слабыми индусами, боявшимися всякой борьбы, народ вели факиры, фанатики, исполненные дикой ненависти к иностранцам, передавшие толпе свою ярость.
Все новые толпы надвигались и, хотя почти каждая английская пуля попадала в цель, осаждавшие не отступали, они складывали трупы грудами и под их прикрытием стреляли из ружей и луков, стреляли плохо, но все-таки ряды батальона редели. Топорами и кольями восставшие начали разрушать золоченые стойки, решетки, которые стали гнуться и ломаться. Один из факиров с длинными, как грива, волосами позвал человек двадцать стрелков, велел им приложить дула ружей к петлям ворот и выстрелить одновременно.
Раздались выстрелы, стрелки отскочили, сбив петли, и ворота отлетели. Англичане выстроились в каре. Английский офицер скомандовал, раздался залп, и первые стоявшие у ворот индусы повалились. Факир громко заревел проклятие, и индусы ринулись с удвоенной силой.
В несколько минут батальон окружила дикая толпа. И хотя ружейные выстрелы положили еще много индусов, они так напирали, что англичане уже не могли стрелять, и завязалась отчаянная рукопашная схватка, в которой на каждого солдата приходилось десять-двадцать индусов. Бой превратился в резню, и в скором времени все англичане были убиты. Двор представлял море крови с грудами трупов.
— Вперед! — кричал факир, потрясая факелом, который мерцающим блеском освещал его ужасное лицо. — Вперед!
Он кинулся во внутренний двор, некоторые последовали за ним.
При первых выстрелах Гастингс собрал всех около себя. Офицеры хотели бежать на помощь батальону, но Гастингс запретил.
— Если они могут держаться, то мы им не нужны. Если они погибнут, мы должны держаться.
Он велел крепко запереть двери, а всех солдат и вооруженных слуг поставил под прикрытием у окон. Молча и напряженно ждали все исхода битвы. Наконец раздался победный рев индусов. Гастингс, спокойно стоявший у окна с ружьем в руке, приказал не тратить даром ни одного заряда.
Дикий факир в сопровождении двадцати человек вбежал во двор, потрясая факелом и изрекая громкие проклятия. Он кинулся к веранде и поднялся на ступени. Гастингс спокойно подошел к открытому окну, пристально посмотрел вниз, поднял ружье, прицелился, раздался выстрел, и факир, даже не вскрикнув, повалился с простреленной головой. Остальные последовали примеру губернатора и, хотя они не так метко стреляли, но тем не менее ворвавшиеся с факиром во внутренний двор индусы вскоре были убиты или смертельно ранены. Гастингс продолжал стрелять. Каждая его пуля попадала в цель. Индусы еще не осознали всей опасности, как пятеро из них были убиты. Из других окон тоже стреляли, и все с ужасом повернули обратно на первый двор. Губернатор со своими верными слугами занял прочную позицию, которую индусы по прошествии первого взрыва фанатизма не решались атаковать.
Когда ночь окутала все вокруг, темная фигура в одежде торговца отделилась от группы у костра, как бы случайно, никем не замеченная вошла в полосу тени и скользя вдоль стен, добралась до внутреннего двора. Часовые стояли у окон, но никто не заметил темной фигуры, державшейся в тени, которая наконец вскарабкалась по колоннам веранды и добралась до запертой двери.
Громкий стук раздался в ночной тишине. В одну секунду показались часовые у окон с направленными на фигуру ружьями.
— Не стреляйте! — крикнул незнакомец по-английски. — Отворите, это друг с известиями к губернатору.
