Лоретта Чейз - Лорд Безупречность
Ратборн наполнил опустевший бокал.
– Так вот, оказывается, при каких обстоятельствах ты познакомилась с Шекспиром.
– Мне пришлось изучить творчество гения в целях самозащиты, – усмехнулась Батшеба. – Ведь они выбирали лишь те отрывки, которые могли использовать сами. Я же выбирала то, что подходило мне. Родители постоянно играли, словно всю жизнь проводили на сцене. Ни минуты искренности. Иногда играли роли любящих, нежных папы и мамы, но даже эти образы оказывались всего лишь удачной манипуляцией. Однако гувернантка, к счастью, оставалась вполне реальной. Она и представила мне единственный образец достойного поведения. Ну и, конечно, Джек тоже был реальным. Самым что ни на есть настоящим.
Бенедикту хотелось верить, что Джек Уингейт сумел по достоинству оценить то сокровище, которое преподнесла ему жизнь. Пусть он не смог дать ей богатство, но в его силах оставалось окружить любовью, преданностью, добротой, благодарностью. Ведь подарить подобные радости было так легко.
Не составляло труда ни для кого, кроме старшего сына графа Харгейта. Ему же позволялось лишь уложить Батшебу в постель – да и то после этого следовало побыстрее удалиться и забыть.
Она склонила голову набок, словно что-то обдумывая.
– Наверное, мне не удалось бы в полной мере оценить гувернантку и Джека, если бы предыдущая жизнь оказалась… менее несовершенной.
Она пожала плечами, снова подняла бокал и выпила.
Бенедикт тоже выпил и приказал принести еще бутылку.
Оставайся он безупречным, ни за что не стал бы заказывать так много вина. Конечно, назвать виконта трезвенником можно было лишь с натяжкой, но он очень редко превышал допустимую норму.
Миссис Уингейт, в свою очередь, была создана для превышения допустимой нормы.
А он оказался не настолько свободным от изъянов, насколько следовало.
Чем больше она рассказывала, тем больше ему хотелось слушать. Ведь этот шанс мог оказаться последним.
Впрочем, нельзя утверждать, что единственным мотивом выступал познавательный интерес.
В конце концов, Ратборн был мужчиной. Это означало, что в основе поведения лежали низменные и корыстные импульсы.
Если вино могло заглушить те приступы растерянности и сомнения, которые она испытывала в отношении их близости, то с какой стати ограничивать возлияния? Если оно обладало способностью как можно скорее представить ее в костюме Евы, то почему бы не заказать еще бутылку? И еще одну?
А истории все продолжались, сменяя одна другую. Наконец пришел черед рассказа о гневе и ужасе родителей в тот судьбоносный момент, когда выяснилось, что Джек лишен наследства. Слушая, Бенедикт внезапно почувствовал острую необходимость с силой швырнуть что-нибудь в стену. Вернее, даже не что-нибудь, а кого-нибудь. Конкретнее, отца Батшебы и самого Джека Уингейта.
Однако он решительно сказал себе, что выпито вполне достаточно, тем более что ночь неуклонно продвигалась собственным курсом. Ведь он всего лишь хотел, чтобы Батшеба расслабилась, а вовсе не стремился напоить ее до бессознательного состояния.
– Все, миссис Дэшвуд, хватит! – Он выхватил полупустой бокал. Допил все, что в нем еще оставалось, и поднялся из-за стола. Комната слегка покачнулась, словно корабельная палуба. – Пора спать. Завтра важный день. Предстоит принять ответственные решения.
Он со стуком поставил пустой стакан на стол.
В ответ Батшеба улыбнулась так, как, должно быть, Калипсо улыбнулась Одиссею в тот самый момент, когда околдовала сына Эллады и заманила на долгие годы.
– Вот это мне в вас и нравится, мистер Дэшвуд, – лукаво произнесла она. – Вы так решительны. Мне вовсе незачем утруждать себя мыслями и заботами.
– А мне в вас нравится несколько иное, миссис Дэшвуд, – не остался в долгу Бенедикт. – Вы так саркастичны. И мне вовсе незачем утруждаться, чтобы выглядеть тактичным и обаятельным.
Она встала. И покачнулась.
– Ты пьяна, – заметил Ратборн. – Знал же я, что последняя бутылка окажется лишней.
– Я – урожденная Делюси, – гордо возразила Батшеба. – Все представители нашего рода в состоянии держать удар.
– Как сказать, – усомнился Бенедикт. – Но во всяком случае, я в состоянии удержать тебя.
Он обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. А она обвила руками его шею и положила голову на плечо.
Сделала это так естественно и обаятельно, словно поза была совершенно обычной и вполне привычной.
– Очень хорошо, но только на несколько секунд, пока я соберусь с силами, – проворковала она. – Не забывай, что наши комнаты на втором этаже. Если ты понесешь меня наверх, то можешь надорваться.
– Уж один-то пролет мне под силу, – ответил Ратборн, – как и прочие несложные задания, которые ты придумаешь по пути.
– Хм, – произнесла она, – и что бы такое поручить?
Бенедикт вынес ее из столовой и едва не наткнулся на Томаса, который слонялся по коридору.
– А, это ты! – удивленно воскликнул виконт. – Видишь ли, миссис Дэшвуд слегка перебрала, и я испугался, что она на кого-нибудь упадет.
Он вспомнил, как она изящно упала в обморок прямо в широко раскрытые объятия удивленного и смущенного констебля Хамбера, и негромко рассмеялся.
Батшеба уткнулась носом ему в шею.
– Комната, – пробормотала она. – Ты же обещал отнести меня в комнату и положить в постель.
Ах да, конечно. В постель. Обнаженной.
– Комната, – задумчиво повторил Бенедикт вслух. – Где же эта чертова комната?
Комната оказалась вовсе не такой большой, как в Рединге, да и на кровати лежало всего лишь две перины вместо трех. И тем не менее обстановка манила теплом, уютом, а главное, уединением. Больше Бенедикту ничего и не требовалось.
Он бережно поставил Батшебу на пол, и осмотрелся. Все было в полном порядке. Единственным отклонением от нормы следовало считать качающийся пол. Бенедикт отправил Томаса спать. Она закрыла за слугой дверь и старательно задвинула засов.
Подошла к Бенедикту.
– Хочу тебя.
– Я тебе об этом говорил, – напомнил он. – Но ты, разумеется, принялась рассуждать насчет временного затмения и…
– Замолчи. – Она схватила его за лацканы сюртука. – У меня есть для тебя поручение.
Она посмотрела возлюбленному в глаза и одарила улыбкой сирены.
Он схватил ее за талию и поднял – так что порочные губы оказались как раз напротив его рта. Принялся целовать не осторожно, не лаская и соблазняя, а горячо, жадно и требовательно. Она крепко схватила его за плечи и языком атаковала язык. Вкус ее дыхания захлестнул знойной волной и опьянил сильнее любого вина.
Она прильнула, повисла, прижавшись грудью к его груди, и обвила ногами его талию. Он инстинктивно попятился, ища надежной опоры. Прислонился спиной к стене, позволил рукам дерзко задрать подол платья и зашелестел бесчисленными нижними юбками и юбочками.
